Быстрее, пока образ в голове не исчез! Она схватила лист бумаги, немного подумала и потянулась за углем, чтобы сделать набросок, пока вдохновение не ушло.
На следующее утро она сразу же отправилась в студию, разминая по пути пальцы и потягиваясь. Мольберт уже ожидал ее. Художница отрегулировала его так, чтобы свет падал под нужным углом, а затем умелыми движениями смешала краски и перенесла эскиз, сделанный накануне вечером, на холст. С каждым штрихом она чувствовала, как к ней возвращается сила. Вдруг стало легче дышать. Из груди вырвался облегченный вздох. Фрида рисовала уже час или два, когда ее внимание привлек шорох. Это была одна из ее кошек. Питомица обошла студию, высоко задрав хвост, а затем взобралась на освещенное солнцем кресло и уставилась на хозяйку широко расставленными глазами.
— Тебе нравится, как тут тихо и мирно? — спросила кошку Фрида.
Животное смотрело на нее не мигая.
— Так, посиди-ка еще, — попросила Фрида, подбирая нужную кисть. Ей пришло в голову поместить кошку на картину. Она будет сидеть на левом плече Фриды и смотреть на черную колибри, будто собирается на нее наброситься. На другом плече художница изобразила одну из своих обезьянок, играющую с терновой веткой, которая впивалась в шею хозяйки.
Да, теперь все правильно. Фрида любила окружать себя домашними животными и поэтому часто рисовала их. Она начала тихонько напевать себе под нос.
Когда дошло дело до самой сложной в эмоциональном отношении части, Фрида, немного подумав, взяла швейную иглу и вонзила ее в палец. Понаблюдав, как выступает и медленно стекает по коже кровь, она выдавила еще несколько капель прямо на холст, там, где шипы вонзались в шею. Но эта кровь служила всего лишь символом той боли, которую она ощущала. На холсте раны были не так глубоки, как в жизни, но картины помогали Фриде преодолеть настоящие травмы. И самый тяжелый удар, как и прежде, нанес Диего. Что изменится, когда они разведутся? Будет ли она видеть его хотя бы время от времени? Сможет ли говорить с ним? Ведь они всегда общались, даже живя порознь.
После напряженной многочасовой работы Фрида еле держалась на ногах и все-таки жалела, что за окном уже начало смеркаться и в студии стало слишком темно. День, проведенный у мольберта, вдохнул в нее новую жизнь. Художницу радовал сегодняшний успех.
Она мыла кисточки, когда услышала за спиной шаги Диего.
Фрида быстро прикрыла мольберт платком: пока ей не хотелось говорить о картине и смысле символов.
Но Диего даже не поинтересовался, над чем работает жена, что ее расстроило.
— Я иду на концерт сегодня вечером. Не хочешь присоединиться? — неожиданно спросил он.
К собственному удивлению, Фрвда согласилась.
— Полетт и Лупе тоже будут там, — осторожно добавил Ривера.
— Ну и что? — отозвалась она. — Ты иди, а мне нужно переодеться. — Она указала на испачканное красками рабочее платье.
Фрида специально опоздала, приехав, когда концерт уже был в полном разгаре. Но она не стала красться как мышь, а смело вошла в ложу Диего, звеня всеми своими колокольчиками и драгоценностями. В этот момент никто не смотрел на сцену: все взгляды были устремлены на нее. Она опустилась на свое место с отстраненно-надменным выражением лица, как настоящая королева. Никто не должен знать, что она страдает!
Однако, когда Фрида торжествующе взглянула на Диего, сердце у нее замерло от страха. В глазах Риверы она прочла гнев. Или даже жалость? Раньше ему нравились ее провокации, а теперь, казалось, он был раздражен. За весь вечер Диего не обмолвился с ней ни единым словом, зато вовсю флиртовал с Полетт. Домой Фрида вернулась в ярости. Она смотрела в зеркало и спрашивала себя: «Куда подевался томный взгляд, очаровывавший любого? Где сочетание невинности и нахальства, которое покорило Диего? Я брошенная женщина, мне тридцать два года. Мое тело изломано и покрыто шрамами от операций. На одной ноге нет пальцев, туловище заковано в корсет. Кто полюбит этот усталый полутруп?»