Она задохнулась от ужаса. Неужели стало слишком поздно для любви? Любви, которая так ей нравилась, для ночей нежности и страсти, для признаний шепотом, для вожделения. Неужели все это безвозвратно исчезло? На глаза невольно навернулись слезы.
Ей нужно было поговорить с кем-то, кто знал ее другой и любил. Она набрала номер Ника в Нью-Йорке. Прошла чуть ли не целая вечность, прежде чем он снял трубку.
— Фрида, сейчас середина ночи. — Голос Мюрея звучал недовольно, и Фрида поняла, что совершила ошибку.
— Я нарисовала для тебя картину: мой портрет с терновым ожерельем на шее. Не хочешь купить? — спросила она с тяжелым сердцем.
— Терновое ожерелье? Не слишком радостно.
— А мне сейчас тоже не слишком радостно.
— Ты пила?
Она различила раздражение: Нику не нравилось, когда она много пила.
— Только пару коктейлей в антракте концерта. Это имеет значение?
— Фрида, — его голос звучал беспомощно, — что тебе нужно?.
— Отправь мне обратно подушку, которую я вышила для тебя. Не хочу, чтобы на ней спала другая. И не разбрасывай повсюду мои письма. — Она помолчала, а потом тихо добавила: — Люби меня, Ник.
— Я люблю тебя, Фрида, — ответил Мюрей с искренней нежностью. — Люблю, как не любил никого в жизни. Но я скоро женюсь.
Фрида кивнула. Она знала, что рано или поздно это произойдет. Еще один удар. Еще один знак, что пора сдаться.
— Желаю тебе удачи. Прости, что позвонила. Больше я тебя не потревожу. — С этими словами она повесила трубку, но тихий щелчок долго отдавался эхом в ушах.
На столе стояла бутылка коньяка, которую она привезла из Парижа. Вообще-то это был подарок для Диего. Вспомнив об этом, она разозлилась и потянулась за бутылкой. Черт, куда подевался стакан? Неважно. Она даже не стала искать.
— Твое здоровье, Фрида! — выкрикнула она и хлебнула из горлышка.
Алкоголь обжег желудок. Она тут же сделала еще один глоток, и сразу стало легче. По телу разлилось приятное тепло. Она слегка покачнулась и рухнула на стул перед туалетным столиком.
Как же случилось, что ее жизнь сошла с рельсов? На Фриду внезапно навалилась такая усталость, что не хватало сил даже разобрать прическу. Стоило поднять руки над головой, как они налились тяжестью, будто держали слона. Ей удалось лишь вытянуть несколько косичек из прически и расплести их. Бросив эту затею, Фрида одним небрежным движением стерла с лица румяна и помаду. «Все равно что снять маску, которую я надеваю каждый день», — подумала она, заправив распущенные волосы за уши и приблизив лицо к зеркалу. В ярком свете она отчетливо видела морщинки вокруг глаз и рта, вобравшие в себя боль и разочарование последних недель. Напряженный взгляд выдавал уязвимость, щеки слегка ввалились. Это лицо было не для публики. На следующий день Фрида снова спрячет его под маской, заслонит замысловатой прической и разноцветным нарядом. При встрече с ней люди должны останавливаться и в изумлении смотреть ей вслед. Никто не должен знать, что скрывается под маской.
Она снова приблизила лицо к зеркалу. Из груди вырвался сдавленный стон. Что за женщина сейчас смотрит на нее темными всепоглощающими глазами? Это женщина, которую Диего любил, но больше не любит. Кто она без него?
Не раздумывая, она схватила большие ножницы, которыми обычно кроила наряды, и отхватила толстую прядь волос. А потом еще одну. Ножницы с тихим посвистыванием кромсали волосы, как плотную ткань. У Фриды появилось странное ощущение, будто срезанные пряди, как живые, свиваются кольцами у ее ног. Но она почувствовала облегчение: стало проще поднимать голову. Немного холодило затылок, который раньше был скрыт под толщей кос, и в то же время Фрида знала: лишившись волос, она распрощалась с прежним «я». Той женщины, которую любил Диего, которая носила яркие платья и очаровывала всех вокруг энергией и жизнерадостностью, больше не существует. Фрида схватила последнюю длинную прядь и решительно отрезала ее.
Дальше пришел черед одежды. Она начала срывать с себя блузку и юбку. Затрещало кружево, отлетела в сторону пуговица, но Фрида не обращала на это внимания. И блузку, и юбку она затолкала в глубь гардероба. Потом достала один из огромных костюмов Диего, который висел в шкафу, словно насмехаясь над ней. Горько улыбнувшись, Фрида начала натягивать костюм. Слишком широкие брюки она затянула ремнем. Руки утонули в рукавах пиджака.