— А помнишь, как ты надевала синий мужской комбинезон с металлическими зажимами на ногах, чтобы быстрее ездить на велосипеде? У тебя тогда была короткая стрижка, как у мальчишки, и ты была самой чокнутой из всех нас. — Алисия поплотнее закуталась в шерстяной шарф, потому что в спальне было прохладно.
Фрида фыркнула.
— На твоей матери лица не было, когда она впервые меня увидела.
Алисия засмеялась:
— Она обозвала тебя мерзким чудищем и на полном серьезе хотела запретить мне видеться с тобой.
— А она в курсе, насколько часто ты меня навещаешь?
Алисия потупилась.
— Теперь мама думает, что ты больше не представляешь угрозы. Кстати, глядя на тебя, вполне можно в это поверить. Ты отрастила волосы и носишь юбки.
— Как бы ей не накаркать! — ухмыльнулась Фрида.
На мгновение воцарилась тишина.
— Почему ты на меня так смотришь? — удивилась Алисия.
— Когда ты придешь ко мне снова? Я хочу тебя нарисовать. Замри в этом положении! Нет, поверни голову в другую сторону, как было. Да, вот так! Дай мне блокнот для рисования, быстро! И не двигайся. — Несколькими штрихами она набросала лицо подруги. Потом стерла несколько линий, дорисовала новые, добавила пару теней и протянула лист Алисии.
— Ой, вылитая я! — воскликнула та. — Ты действительно умеешь рисовать.
— Не хочешь мне попозировать, чтобы я могла написать тебя маслом? Мне нужны другие натурщики, кроме меня самой, иначе тщеславие сведет меня с ума.
В следующие несколько недель Алисия приходила при каждом удобном случае, и работа над картиной спорилась. Параллельно Фрида работала над еще одним автопортретом. У этих полотен было много общего: оба написаны в манере итальянского Возрождения, на обоих темный фон и смуглые лица, а декольте и руки бледные, почти фарфоровые. Однако Фрида смотрела прямо в глаза зрителям, а взгляд Алисии скользил мимо них. Обе женщины были в однотонных платьях из дорогой ткани с изящным вырезом. И обе выглядели самим воплощением красоты.
Когда Фрида показала Алисии готовые картины, восторгам подруги не было предела.
— Ты просто красавица! — воскликнула она.
— Я пошлю этот портрет Алехандро.
— Никак не можешь его забыть, да?
Фрида пожала плечами:
— Он все еще в Европе, сейчас путешествует по Франции. Прислал мне открытку с Лувром. Одну открытку за четыре недели!
Алисия взглянула на нее обеспокоенно.
— Не волнуйся, — сказала Фрида. — Я пошлю ему свой портрет, и тогда он поймет, что потерял, и вернется ко мне.
С тех пор она часто смотрела на эту картину. Было в ней нечто такое, чего Фрида не хотела забывать, — нечто очень-очень важное. Она долго размышляла, в чем причина, а потом поняла: с появлением этого автопортрета она начала воспринимать свои полотна всерьез. Отныне живопись стала ее средством от печали и боли, смыслом всей жизни. Возможно, именно этот портрет, написанный для Алехандро, станет для нее пропуском в мир искусства. Как бы то ни было, он явился ответом на ее вопрос: что тебе подарила сегодня жизнь?
Глава 4
Октябрь 1927 года
Со дня аварии миновало почти два года. После череды попыток поставить Фриду на ноги при помощи гипсовых корсетов, после того, как ее состояние несколько раз вроде бы улучшалось, а потом снова ухудшалось, доктор Кальдерон объявил, что пациентка здорова.
— Теперь вам нужно восстанавливать силы и тренировать ноги. Но не переусердствуйте! — предупредил он во время последнего осмотра, сняв корсет.
Как только врач ушел, Фрида взяла гвозди и молоток и принялась приколачивать расписанный корсет над кроватью. Она снова и снова обрушивала молоток на шляпки гвоздей, распиная символ своего страдания.
— Разве ты не хочешь выбросить эту штуку? — удивилась Кристина. — Ведь ты так долго мучилась в ней!
— Вот именно, — кивнула Фрида. — Поэтому я хочу смотреть на нее каждый день и радоваться, что она мне больше не нужна. Смотрится неплохо, да?
Сестры оглядели гипсовый корсет, который уже не казался таким страшным. Он действительно неплохо смотрелся рядом со скелетом из папье-маше.
Фриде пришло в голову, что пора испытать мольберт, стоявший посреди комнаты. На нем была закреплена начатая картина: натюрморт с цветами и собаками. Каково это — работать стоя? Но затем ее взгляд устремился сквозь окно во двор.