Фрида с уважением вспомнила человека, который лишился дома из-за политических убеждений. Она кивнула, но думала при этом о самом Диего: «В глубине души он как тот мексиканец. Борется за свои убеждения днем и ночью. Вот почему я его так люблю и должна позволить ему рисовать. Пусть даже у него не останется времени на меня».
— Фрида? Ты меня слушаешь?
— Да, конечно…
Диего вскочил и лихорадочно зашагал по комнате.
«— Большинство рабочих я изображу либо в профиль, либо со спины. Вот так. Смотри! — Он повернулся к ней спиной и наклонился вперед, занеся правую руку над головой, будто держал тяжелый молот. — Фигуры будут исполнены достоинства. Пусть все увидят, как прекрасны рабочие. А потом я как-нибудь намекну на профсоюз автопроизводителей. Я подумывал о листовке, торчащей из кармана Энрике, или о транспаранте, или… В общем, что-нибудь изобрету. В полдень я передал предварительные наброски в Комиссию по искусству, их вроде одобрили. Так что можно потихоньку начинать приготовления, а потом… — Он резко повернулся к жене и замолк. Взгляду него изменился, стал любящим и мягким. Не переставая ходить туда-сюда, он стал тихо напевать мексиканскую мелодию и хлопать себя по бедрам, отбивая такт. Песня звучала все громче, и наконец Диего схватил с туалетного столика колокольчик из тех, что Фрида иногда пришивала к платьям, и пустил его в ход. Ривера напоминал толстого медведя, отплясывающего на арене цирка. Фрида так смеялась, что не сразу поняла: в животе снова проснулась тянущая боль.
Спасибо, Диего, — тихо прошептала она, когда муж, утомившись, рухнул рядом с ней на кровать. — Ты у меня такой милый. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Фрида.
В воскресенье кровотечение возобновилось с удвоенной силой. Увидев подругу, Люсьенн пришла в ужас.
— На тебе лица нет. Пойду позову врача.
Фрида слышала, как в соседней комнате Диего звонит по телефону и что-то кричит в трубку. Она опустилась на пол и прижала руки к животу, словно пытаясь защитить ребенка, но уже понимала: он обречен. Возможно, и она умрет вместе с ним, даже не завершив начатые картины. Новый приступ боли заставил ее согнуться пополам. Скорее бы все это кончилось!
Вскоре в прихожей послышались шаги. Это был Диего: едва ли не бледнее жены, волосы на голове взье-рошены.
— Фрида! — вскрикнул он и бросился к жене.
Ее скрутил новый спазм, простыня обагрилась темной кровью. Фрида прочитала ужас на лице Диего, а затем боль стала нестерпимой. Примчалась скорая и отвезла Фриду в больницу Генри Форда, но она этого уже не помнила.
Очнувшись, она почувствовала себя опустошенной; тело ныло, будто его исхлестали плеткой.
— Как мой ребенок? — был ее первый вопрос, но она уже знала ответ.
Медсестра сочувственно покачала головой.
— У вас еще будут дети. Вы ведь так молоды.
— Нет, этого я точно не хочу! — крикнула Фрида медсестре. Впервые она четко осознала: у нее никогда не будет детей. Еще одна мечта, которую придется похоронить. Ею овладела безудержная, бессильная ярость на судьбу, которая так несправедливо обошлась с ней. Сейчас Фрида точно разбила бы что-нибудь, если бы могла.
— Я хочу на него посмотреть, — заявила она.
— Не стоит.
— Почему? Это же мой ребенок. Я хочу на него посмотреть.
— Вам лучше этого не видеть.
— Немедленно позовите доктора Пратта!
Пришедший доктор согласился с медсестрой:
— Вид мертвого эмбриона не вынесет ни одна мать. Он еще даже не обрел форму детского тела. Поверьте, желаю вам только добра. По словам вашего супруга, вы хотите стать врачом и даже немного разбираетесь в медицине. Но все равно я настоятельно рекомендую вам не делать этого. Кроме того…