— Что?
— Его уже нет. Эмбрионы сразу же увозят. Простите. Отдохните немного, вам нужно набраться сил.
Когда врач ушел, гнев сменился слезами. Фриде хотелось оплакать мертвого ребенка в тишине, но на соседней койке тяжело и учащенно дышала женщина, хватая воздух губами.
— Я не сделала ни шагу с тех пор, как попала сюда, — пожаловалась Фрида Диего, пришедшему навестить жену. — Я снова в больнице; я толком не знаю, что со мной, а рядом умирают люди. — Она схватила его за руку, и глаза у нее потемнели. — Диего, я хочу увидеть ребенка. Мне необходимо понять, что произошло. Ты же знаешь, я, как кошка, всегда приземляюсь на ноги. Но мне нужно знать, что творится вокруг. Пойми меня, Диего.
— Сделаю все, что смогу, — пообещал он. — Постараюсь вернуться поскорее.
С кровати Фрида могла видеть в окне лишь небольшой клочок неба. Она провожала глазами одинокие маленькие облачка, проплывавшие мимо. Все отчетливее у нее в голове складывалась картина. Фрида видела себя издалека на больничной койке, которая была слишком велика для нее. Она лежала нагая на виду у всех: вздутый, как барабан, живот; набухшая грудь, каку беременной.
Волосы на голове и на лобке бросались в глаза кромешной чернотой. По лицу струились слезы. Кровать стояла не в больничной палате, а на голой земле. На горизонте виднелся индустриальный пейзаж: элеватор, электростанция, ленточные транспортеры и водонапорные башни. Простыня под ней была запачкана кровью; Фрида прижимала ладонь к животу, откуда тянулись красные нити — вены? пуповины? Их было несколько, и они шли к разным предметам, которые находились на земле рядом с кроватью или парили вверху, как те облака за окном. Фрида закрыла глаза, пытаясь разглядеть, что это за предметы.
Она видела медицинский муляж женского торса, тазовую кость и улитку. Улитка символизировала долгие месяцы, которые проходят от зачатия ребенка до его появления на свет. Рядом с кроватью лежал фиолетовый бутон орхидеи — огромный и напоминающий окровавленную вульву. Еще ей представлялся медицинский прибор наподобие контейнера. Фрида видела, как врачи стерилизуют в нем паром медицинские инструменты. Для этого контейнер должен был оставаться абсолютно герметичным. Он был противоположностью ее матки, которая преждевременно раскрылась, исторгнув из себя плод. Представив себе холст, Фрида принялась распределять по нему предметы. Нельзя было упустить ни малейшей детали.
Покрутив головой по сторонам, она заметила развернутый журнал на тумбочке у одной из кроватей: кто-то разгадывал кроссворд. Рядом валялся карандаш.
Фрида тут же схватила журнал и карандаш. К тому моменту, когда вернулся Диего с парой книг под мышкой, художница сделала наброски всех предметов на узких полях журнала.
— Что ты рисуешь? — полюбопытствовал Ривера, внимательно рассматривая эскиз.
— То, что я сейчас чувствую, — ответила она, немного помолчав.
Диего замер, а потом прокашлялся и осторожно приобнял ее.
— Сейчас принесу тебе альбом и угольный карандаш. Ты просто обязана это нарисовать. Картина поможет тебе справиться с горем. Я знаю. — Он положил у ее кровати две тяжелые книги по гинекологии. — Я сходил в больничную библиотеку за этими пособиями. Мне не хотели их давать, но я так умолял, что мне не смогли отказать. Только нужно их вернуть. Что касается плода, я еще; раз поговорил с доктором Праттом, но ничего не вышло. Прости.
— Там есть изображение эмбриона? — спросила Фрида, указывая на книги.
Ривера кивнул.
Глава 15
Фриде пришлось еще на несколько дней задержаться в больнице Генри Форда. Она воспользовалась этим временем, чтобы продолжить работу над эскизами для картины. Художница решила оставить все возникшие в воображении предметы и теперь прикидывала, как лучше их расположить вокруг кровати. В самом центре будущей картины, надлежащей фигурой женщины, она оставила место для последней недостающей детали: эмбриона, который уже обрел сходство с человеком. Его изображение она собиралась скопировать с иллюстраций из книг по медицине. Фриде было страшно рисовать своего нерожденного ребенка. Но для того, чтобы преодолеть этот страх, нужно было его принять. Когда она дрожащей рукой поднесла карандаш к бумаге и сделала первый штрих, она поняла, что уже готова отпустить это маленькое существо. И ей стало легче.
— Я рада, что у меня есть картина. Она помогает справиться с болью и отчаянием. Не будь ее у меня, я бы уже давно сошла сума, — призналась она Люсьенн и указала взглядом на соседнюю койку, где умирала пожилая женщина.