Сири (мягко). Но тем не менее эти произведения бессмертны?
Стриндберг. Да, бессмертны! Несмотря ни на что!
Мари Давид (она входит на сцену тихо, почти незаметно, останавливается, слушает. Ей лет 25, короткая стрижка, рыжие волосы, мягкое округлое лицо. Первым ее замечает Стриндберг. Он каменеет, словно пораженный молнией. Делает шаг в ее сторону, останавливается. Царит мертвая тишина. Шиве ничего не понимает, Сири испугана. Мари смотрит на Стриндберга совершенно спокойно, но видно, что она напряжена). Извините. Я опоздала.
Стриндберг (резко поворачивается, стремительно подходит к Сири). Что это значит?
Сири. Будто ты не знаешь.
Стриндберг. Чего не знаю?
Сири. В «Сильнейшей» есть роль без слов. Мари любезно согласилась ее сыграть.
Стриндберг (медленно, понизив голос, говорит Сири). Та-ак. Подружка объявилась снова.
Сири. Как видишь.
Стриндберг (задумчиво). Мерзкая датская трибадочка. Так-так. Все-таки надо было мне ее прикончить тогда в Гре, три года назад. Вышвырнуть оказалось мало.
Сири (тихо). Я теперь свободный человек. И тебе придется с этим смириться. Вот так-то.
Стриндберг. Это была твоя... инициатива?
Сири. Не твое дело.
Стриндберг. Неужели?
Сири. Не твое дело.
Шиве. Фрёкен Давид... несмотря на свой малый сценический опыт... показала многообразную, проникновенную и пленительную мимику, которая вселяет в меня уверенность, что...
Стриндберг. Вы знаете фрёкен Давид?
Шиве. Не столь близко, но такая очаровательная...
Стриндберг. Значит, вы ее не знаете. (Пауза.) А я знаю.
Шиве. Вы... встречались раньше?..
Стриндберг. К сожалению. Год назад прошел слух, будто пьянство свело ее в могилу. Слух, увы, ложный.
Шиве. Но разве...
Стриндберг (взрывается, грозно уставясь на Шиве). Я не выношу всех, лапающих мою жену! Понятно?!
Давид. Я здесь. Ничего не попишешь. Я не забыла того, что произошло, но мне плевать. Давайте займемся делом.
Стриндберг (словно пробуждается ото сна, подходит к стулу, хватает его, с громким стуком опускает на пол и, в упор глядя на Мари, указывает дрожащим от бешенства пальцем на сиденье). Здесь! Здесь! Вот здесь фрёкен Давид будет сидеть ближайшие часы! (Продолжая указывать на стул, все больше распаляется.) Захлопнув пасть! Мы начинаем репетировать... дабы довести до премьеры, которая наверняка кончится катастрофой... мою новую одноактную пьесу «Сильнейшая». Для дебилов или для неграмотных, если таковые среди нас имеются (бросает долгий взгляд на Шиве), хотел бы пояснить, что в этой превосходной (грозно обводит всех взглядом, возражать никто не осмеливается), превосходной пьесе есть две роли, и одна из них без слов, немая! Повторяю по буквам: Н — нимфетка, Е — ехидна, М — мужененавистница, А — алкоголичка, Я — язва. Немая. Следовательно, она будет сидеть здесь! И молчать!
Давид (покорно качает головой и, улыбаясь, садится на стул). Сири, дружочек, и чего я только не сделаю ради тебя.
Стриндберг (по-прежнему тыча пальцем, столь же страстно). Будет сидеть здесь! И, призвав на помощь всю силу воли, держать рот закрытым — столько, сколько понадобится!
Давид (с дружелюбным удивлением). Что с вами сделали, господин Стриндберг? Когда я увидела вас в первый раз в Гре, вы были такой мягкий, такой приветливый. В сущности, вы один из самых мягких, чувствительных, уязвимых людей из всех, кого я знаю, вовсе не...
Стриндберг (с наигранным спокойствием). И это, это она бросает мне прямо в лицо, и подобное мне приходится выслушивать...
Давид. ...я имею в виду ранимых, а вовсе не...
Стриндберг (ледяным голосом). Подайте горшок, господин Шиве, у дамочки начинается понос.
Давид. К чему все эти неслыханно... мужественные... вулканические извержения, словно бы вы должны делать вид... словно вы боитесь, что иначе вас не сочтут за мужчину...
Сири. Может, все же попытаешься хотя бы не грубить Мари? Ты невероятно злопамятный человек. Я хочу сказать, ведь мы же все-таки почти целый год прожили в Гре бок о бок. Душа в душу.