Иногда хочется поставить жизнь на паузу. Хочется, чтобы все проблемы, вся суета, вечная гонка – всё это просто остановилось, и ты мог позволить себе 5-ти минутный перерыв на чай из бумажного стакана в какой-то забегаловке. Я устал убегать от самого себя.
Ко мне подсел какой-то молодой парень, на вид лет 20. Он говорил с кем-то по телефону на непонятном мне языке, какой-то араб. Что-то в нем мне совершенно не нравилось. Он говорил громко, давая всем вокруг понять, что не ставит ни в какой счет ни уважение к моему языку (и слуху), ни границы личного пространства. Мне было неприятно смотреть на него – смуглая кожа, полоска усиков, щуплая бородка, жидкие черные волосы, как водянистая смола, на носу прыщи, брови срослись в одну. Сам он был худощав, казалось, что его нос весит больше, чем он сам. Он громко чавкал.
Я присматривался к нему, куски еды, микрочастицы бургерного соуса вылетали из его рта, окаймленного щетиной и прыщами. Он запихивал в рот жирными пальцами с черными полосками грязи под ногтями картошку из бумажного пакета.
Сначала я поглядывал на него, поскольку он даже не спросил, занято ли здесь. Он просто сел. Беспардонность. Потом я смотрел на него в упор, изучая повадки, коих было не больше, чем у обезьяны. Через 10 минут он вызывал у меня отвращение, еще через 5 – абсолютную ненависть ко всему арабскому. Я ненавидел его, его страну, его дом, его семью. Все, что было с ним связано. Он говорил на своем языке очень громко, нарушая мой покой, чавкал, плевался, хохотал в полуметре от меня с каких-то диалектных шуток.
Я дождался, пока он пойдет в туалет и вышел из забегаловки. Когда я сидел за рулем своего пикапа, он вышел. Серая толстовка с засаленными рукавами, темно-синие джинсы, грязные кроссовки. Он вышел на обочину, покинув пределы парковки. Он шел по шоссе, в сторону города.
Колеса пикапа медленно покатились по асфальту парковки, затем аккуратно свернули и выехали на дорогу, мотор придал уверенности сам себе, натужно рявкнув и теперь колеса стремительно сокращали дистанцию между собой и грязными кроссовками араба. Счет был на секунды.
4.
3.
2.
1.
Скрип тормозов был слышен только после самого удара его головы о капот машины.
Я остановился в метрах десяти за ним. Затем позади машины загорелись белые огоньки и колеса покатились назад. Они катились медленно, преодолевая сантиметр за сантиметром, стремительно и неумолимо сокращая дистанцию между собой и черепом лежащего на дороге араба в засаленной серой толстовке и с жиденькими волосами.
4.
3.
2.
1.
Треск черепа, будто на тыкву наехал. На шоссе было пусто. В это время года в Хоген-Вид мало кого встретишь. Однако, сегодня солнечно.
Октябрь. Ни туристов, ни студентов. Дальше я ехал в приподнятом настроении, ведь я раздавил еще одну назойливую муху, досаждавшую мне. Я не считал, что совершил что-то ужасное. Всему есть оправдание. Именно поэтому я уже не держался за руль, убрал ногу с тормоза и просто ехал, куда глаза глядят. Колеса стремительно сокращали расстояние между мной и несущимся навстречу грузовиком. Последствия – есть такое слово.
4.
3.
2.
1.
До смерти Дж. Уоллеса оставалось: 64 дня
Вопросы
ВОПРОСЫ
А может Она права? И я действительно нищий бомж, проживающий свою никчемную жизнь без всяких перспектив?
Любят ли меня так же, как люблю я? Больше, чем уверен, что нет… Просто так меня почему-то не любят. И не любил никто и никогда. Дети не знают слова «лишний».
Меня все хотят переделать под себя же, с кем бы я ни был. Продавить и растоптать, но просто так – нет, не любят. На той ли я вообще дороге, если задаю себе такие вопросы?
А та, что была до нее – чем она лучше? Тем, что ее уже нет. Как и той, что была задолго до них обеих. И та, что была до нее – аналогично.
Скорее всего, проблема во мне самом. Хороший ли я человек и есть ли в принципе такие люди? Все, кого я знал, рано или поздно, так или иначе, показывали себя с другой стороны, не такой уж и хорошей.
Все изменилось. Все меняется каждую секунду нашей жизни – в этом это самое «всё» и неизменно – в постоянном движении. Постоянство механики, статика движения.
Все изменилось, когда я увидел это «всё». Это был знак, знамение, видение, сон. Такое бывает лишь раз или два за всю жизнь, я называю это шансом – все осознать, в первую очередь, себя самого. Осознать себя.
Для этого нужно посмотреть на свою жизнь со стороны, отрешенно. Мы так горазды давать всем вокруг советы, как и что сделать лучше в их жизни, но не можем спасти даже себя. Пока всех не смоет с этого гнилого шарика большая и темная вода.