Вокзал выглядел так, будто его слегка потёрли наждачкой: был весь изношенный, кокетливо запущенный; через это выражалось его особое обаяние. Я нашёл Президента одного-одинёшенького в главном зале рядом с «призраком коммунизма», а именно, рядом с памятником вождю революции без головы.
– Красиво, да? – спросил я. – Потрясающее здание. Настоящее произведение искусства, построено в 1954 году. Эти величественные колонны… Стиль, как ты мог догадаться, – сталинский ампир.
– Владимиру Ильичу ты голову оторвал?
– Что ты, нет, конечно! Мародёры поганые. Здание не охраняется, вот и лезут тут разные. Возьми свой билет. – Я протянул ему типовой проездной документ с указанием даты, времени, номера вагона и штрих-кодом. – Помнишь, я говорил тебе, что погружение в собственную сексуальность – это всегда путешествие? Добро пожаловать на мой «Коморэби». Японцы по части нейминга всегда в топе. В данном случае «Коморэби» – это узор тени при падении солнечного луча на дерево. Это слово, как и я сам, состоит из трёх частей: «побег», «дерево» и «солнце». Тут очень глубоко, я как-нибудь тебе поподробнее объясню эту философию.
Президент кивнул. По дороге на перрон через слегка замусоренный зал ожидания я объяснял, что все приглашённые гости получают такие билеты, они идентичны обыкновенным, и его владелец всегда может заявить жене, что отправляется в рабочую поездку. Раньше у нас были золотые карточки с изображением глаза, но это мало того, что пафосно, так ещё и подозрительно. Приходишь ты такой домой, а жена у тебя из кармана извлекает тиснёную визитку с символами, где был? Сразу понятно, где: либо на собрании масонов, либо на секс-вечеринке, тут выбор небольшой.
– Ты его не теряй, – предупредил я, обернувшись. – У тебя свободный доступ во все вагоны, мало у кого такое есть, так что билетик придётся предъявлять каждый раз, когда захочешь войти, а иногда и чтобы выйти, – против воли хихикнул я.
Президент в недоумении покрутил билет и положил его в правый карман пиджака.
Мы вышли на пустынный перрон, большое электронное табло показывало время без двух минут восемь. Немного постояли под мой бессмысленный трёп о том, что вокзал надо бы в самом скором времени отреставрировать. Я мечтал привезти сюда новые скамейки, вычистить всё до блеска, прикрутить голову Ленину, отштукатурить и покрасить, задекорировать все внутренние помещения, но тогда нужно ставить охрану, а это привлечёт ненужное внимание к моему вокзальчику. В общем, меня разрывали противоречивые чувства, о которых теперь знал и Президент.
Вдалеке показался движущийся поезд, Егор смотрел на него как на новогоднее чудо. Потихоньку усиливался стук колёс, приветственный гудок оживил молчаливую станцию, и, когда чёрный блестящий поезд с золотыми полосами, вздохнув, остановился перед нами, Президент, наконец, посмотрел на меня:
– Ты серьезно купил для секса целый поезд?
– Да. «Коморэби»!
Дверь заскрежетала и распахнулась, проводница, роскошная баба с рыжими волосами, улыбнулась нам и потребовала билеты. Она была одета в униформу, сшитую по моим собственным лекалам. Сами понимаете, на кого она была похожа… на женщину из моих снов.
Президент пошуршал в кармане и предъявил билет.
– Добро пожаловать, господин Президент, – сверкнула глазами проводница.
Я зашёл следом за Егором и незаметно подмигнул ей.
Поезд был воистину помпезный: девять вагонов по аналогии с Дантовым адом, стилизованных под самые сокровенные нужды. Мы оказались в тамбуре.
– Каждый вагон не похож на предыдущий, а в некоторые лучше и вовсе не заходить, – предупредил я.
Поезд тронулся, и мы с Президентом пошатнулись. Он потянул рычаг, и дверь отъехала в сторону, пропуская нас вперёд. Там за столами сидели люди, пили бренди, курили сигары, отдыхали и разговаривали под джаз. Нет, они были полностью одеты. Я называю эту зону входной, здесь никогда не бывает битком, сюда приходят передохнуть или провести время те, у кого нет настроения на погружение. Я даже почувствовал, как Президент расслабился. Наверняка думает, что, в крайнем случае, может отсидеться здесь, пока мы не прибудем обратно на станцию.
– Один мой приятель, – рассказывает джентльмен в кремовой рубашке. – Прилежный семьянин, лет пятидесяти с хвостиком, у него жена и три дочери, но вот как-то раз, когда вся женская часть вернулась из отпуска, то обнаружила использованный презерватив прямо в домике Барби.
Весь вагон утонул в смехе.
Мы двинулись между рядами, нас никто не удостоил и взглядом. Кто-то крикнул:
– А я давно уже предлагаю принять закон, чтобы измену после пятидесяти переименовать в подвиг!