В туалете никого не было. Я ополоснул лицо прохладной водой и, расстегнув ширинку, услышал короткий смешок. Повернулся и увидел Сашу, прислонившуюся к косяку входной двери. Она была очень хороша – платье из тонкой кожи плотно облегало её ещё по-девчачьи тонкую фигуру. При взгляде на это платье мне пришла на ум калифорнийская королевская змея красно-жёлтого окраса с полосками, бликующими на солнце. Саше понравилось бы моё сравнение, но, если бы только она знала, что такая змейка считается одной из самых послушных в своём роде, то вряд ли была довольна произведённым эффектом.
Я застегнул молнию на брюках и невозмутимо поинтересовался:
– Я что, перепутал туалеты?
– Нет, не спутали. Это я спутала. – Она говорила медленно и с расстановкой.
– А-а-а-а. Ну, тогда, будь добра, выйди.
– Нет. Я хотела поговорить.
– Прямо здесь? – я развёл руками.
– Ага, тут.
– Я писать хочу.
– Меня стесняетесь?
– Ты пьяная, что ли, Саш?
Я начал злиться, а она сощурилась, подошла близко и, уткнувшись яркими, страстными, как из романа Фицджеральда, губами в рубашку, сказала:
– Вы мне нравитесь. Очень.
Я вдруг перенёсся на двадцать лет назад и увидел Сашу, ещё совсем маленькую девочку, большещёкую и кудрявую. Она сидела в детском стульчике, в заграничном розовом комбинезончике и хлопковом чепчике, которые наверняка подарили израильские родственники.
Дети друзей выросли на глазах, и поэтому были все точно собственные. Я даже вспомнил, хоть и довольно смутно, как жена Президента ходила беременной. Они поженились ещё на третьем курсе, свадьба была в скромном ленинградском кафе где-то на Петроградке, денег ни на что другое тогда ещё не было. Вспомнил, как тогда злился Президент, когда мы со Старым и нашим институтским другом Гейбухом через пятнадцать минут после начала торжества в обычной манере засели играть в преферанс за дальним столиком и орали на всё кафе так, что родители молодых недоумённо оборачивались. «У тебя неинтеллигентные друзья, Егор», – резюмировала мать Президента.
Теперь повзрослевшая Саша упражнялась передо мной в соблазнении, это было смешно, хотя и, честно признаться, довольно лестно.
– Вы же давно развелись и всегда один ходите, я никого никогда рядом с вами не видела.
«Ты просто не в те места ходишь, девочка», – подумал я про себя. А вслух произнёс:
– Сколько тебе лет, помнишь? А мне почти шестьдесят.
– Ну и что? Свете, жене Льва Юрьевича, ещё меньше, чем мне.
– Это другое. Я знал твою мать и очень хорошо знаю твоего отца.
Саша презрительно хмыкнула:
– Только не говорите, что вы тоже трус. Испугались папочку.
– Нет, просто ты мне не нравишься, Саша. Слишком ярко красишься.
– Да бросьте врать, – снисходительно улыбнулась она. – Я же видела, как вы на меня пялитесь.
– Не фантазируй.
Саша сделала полшага назад:
– Ладно, если передумаете, звоните в любое время.
– Это вряд ли. У меня твоего телефона нет.
– Уже есть, я вам сообщение отправила.
– Саш, дай в туалет сходить, а?
Она послала воздушный поцелуй, улыбнулась и, наконец, оставила меня одного. Я облегчённо вздохнул. Посмотрел в зеркало и увидел на мгновение предательскую усмешку на своём лице.
Глава третья. 2024. Старый
Пока мы со Светой возились как дети малые, тарталетка в её руках хрустнула, и тесто раскрошилось на мой брионевский костюм. Отсмеявшись, я стал отряхиваться и мельком, скорее по привычке, нежели осознанно, глянул на Эллу. Она не обращала ни на меня, ни на мою жену никакого внимания, только лишь говорила с Михеичем, элегантно прикрывшись листочком меню. В этот момент меня пронзил зелёный луч прожектора – на мгновение, на единое бесконечно мучительное мгновение, мне показалось, что я снова вижу пятна света, плывущие по полу и стенам маленькой комнаты в общежитии на Измайловском, где она обняла меня в первый раз.
Большую часть жизни я знал Эллу как жену моего делового партнёра (никогда не повернётся мой язык назвать Михеича другом). Хотя мы были знакомы с ней ещё с университета. Смешливая Элла училась в педагогическом на курс младше, чем вся наша компания. Я всегда думал, что толстые мальчики могут любить красивых девочек лишь в своём воображении, но в нашем случае всё произошло по-другому. Она по-настоящему влюбилась в меня, прямо сразу же. «Точно?» – потом несколько раз спрашивал я себя и всегда отвечал: «Точно». Это было видно по тому, как часто Эллочка прикасалась к моему плечу, упакованному в мешковатый свитер (я тогда немного стеснялся полноты), но что самое важное, в те моменты, когда все смеялись над какой-нибудь шуткой, она искала глазами именно меня, чтобы посмеяться вместе.