— Что же ты?
— А ты?
— Прикоснись ко мне…
— Можно?
— Нужно!
Он осторожно, стрепетом, положил свою широкую ладонь на ее плоский, твердый живот и слегка погладил, сверху вниз.
И… этого оказалось достаточно!
Ирина застонала, рывком прижала его руку плотнее к себе своей ведущей левой, резко подтянула коленки к пупку и тут же с выдохом вытянулась, расслабилась, откинув голову.
— Что со мной? — изумленно прошептала она непослушными губами. — Я, кажется, уже… Ты прости… Ты такой… такой…
— Молчи, молчи. Спи. Ты сегодня измучилась.
— Но… А ты?
— Я подожду. У нас с тобой еще много времени впереди.
И тут же он вздрогнул, услышав слова, однажды произнесенные Натальей — правда, в другой ситуации:
— Это неправильно… нечестно… с моей стороны.
— Все правильно, любимая, — ответил Владимир. — Не беспокойся. Усни. Тебе это нужно. А я — я буду охранять твой сон.
— Как хорошо! Как просто…
— Да, любить просто. Просто любить…
Глава 10
УМНЕНЬКИЙ БУРАТИНО
Ирина открыла глаза ровно в шесть утра — совсем как в то время, когда она придерживалась строгого спортивного режима. Впервые за много дней она чувствовала себя выспавшейся.
А солнце светило так ярко!
Первое июня. Сегодня наступило лето. И еще сегодня… исполнилось ровно два месяца с того дня, как ее «хонда» столкнулась с золотистым «саабом»…
Ох, да ведь вчера, в канун этого «юбилея», случилось нечто важное! Может быть, самое важное за всю ее жизнь…
Ира проснулась окончательно. Где же он? Где ее любимый?
— Я здесь, — тут же отозвался Владимир. — Я ведь обещал оберегать твой сон.
Обернутый банным полотенцем, как набедренной повязкой, он притулился на табуретке, пристроив ее в углу комнаты, чтобы было к чему прислониться.
Бедный! А у нее даже кресла в квартире нет.
— Так и сидел всю ночь? — ужаснулась она. — Что ж ты на диван не прилег?
— Ты разметалась, не хотел мешать.
Ира огляделась: под нею была аккуратно расстеленная простыня, в головах — подушка, сверху, как положено, одеяло в пододеяльнике. А заснула-то на голой обивке, это она помнила точно!
— Что все это значит?
— Извини, посамовольничал. Белье нашел в шкафу, это несложно, у тебя мало вещей. Ничего, что покопался?
— А… как удалось все это постелить? Я-то где была в это время? В ванну ты меня, что ли, перегрузил? Или я вставала и у меня провалы памяти?
— Здесь и была. Не видела разве в реанимации, как перестилают постель лежачим больным? Перекатывают человека на бок, кладут сложенную простынку, потом перекатывают обратно, а простыню разворачивают…
— И что, я не просыпалась?
— Не шевельнулась даже!
Ира во все горло расхохоталась:
— Ну и ну! Рано я из реанимации сбежала! По всем статьям еще для них подхожу! Лежачая больная! Постель подо мной перестилают! Ой, не могу, на бочок! Потом на другой! Перекатывают! Как бревно! Слушай, а ты на меня не обижаешься?
Владимир сглотнул слюну:
— Как я могу обижаться, когда… когда у тебя даже на плечах веснушки…
— Ах вот я кто! Бревно с веснушками! Оригинально. Из этого бревна можно выстругать отличненького Буратино. Умненького и благоразумненького. Ирино-Буратино.
— Умненький, боюсь, не получится, — засмеялся и Львов, — но уж неотразименький — это непременно.
— Ну так приступай, папа Карло! Иди же сюда! Попробуй!
Вот странно: вчера, в темноте, они стеснялись друг друга, а сейчас, при свете утреннего солнца, — ни капли.
Отшвырнув свою махровую набедренную повязку, Владимир бросился к ней.
В один миг они превратились из цивилизованных граждан в двух первобытных людей. Но не в тех, самых первых, Адама и Еву, которые только что познали стыд и были изгнаны за это из рая, а в их потомков, полных природной силы, которые и безудержно радовались жизни и для которых весь мир был благодатным раем на земле.
Они, лаская друг друга, шутили и озорничали, — и двадцатилетняя девчонка, и солидный, благовоспитанный мужчина.
— Какой у тебя отличный столярный инструмент, о великий мастер папа Карло!
— Я долго берег его — для особого случая.
— Не попадалось подходящего бревна?
— Все остальные были без веснушек!
— И много их было, остальных?
— Они годились только на растопку.
— Не ври! Тебе нечего топить! У тебя камин — нарисованный.
— Настоящий. Придешь ко мне в каморку — сама посмотришь.
— Как я приду? У меня еще ноги не выструганы. А ну-ка вот здесь… под коленками…