— Кто ты? — спроста она, и голос ответил:
— Я твой опекун.
— Но мне не нужен опекун, — воскликнула девочка. — Я хорошо знаю эти леса. Я родилась здесь.
— Да, ты родилась здесь, — ответил ей голос, — но ты не принадлежишь этому месту, дитя. Ты не слепая, как все здешние жители.
— Слепая? — воскликнула маленькая девочка. — А что это такое?
— Я еще не могу объяснить это тебе, — сказал голос, — Ты только должна знать, что ты... дочь нашего короля, которую перенесли жить сюда, среди этих скромных людей. Мой долг следить за тобой и помочь тебе открыть глаза. Когда настанет время. Но время еще не пришло. Ты еще слишком молода, и солнце ослепило бы тебя. Поэтому живи дальше, дитя, и помни, что я всегда здесь, возле тебя. Наступит день, когда ты откроешь глаза и увидишь...
Кларисса замолчала.
— Ну, и что дальше? — нетерпеливо спросил Лессинг.
— Тетя никогда не заканчивала сказку, — вздохнула Кларисса. — Может, поэтому я и запомнила ее.
— Я не думаю... — начал было Лессинг, но замолчал.
Что-то в лице Клариссы остановило его. Тот же зачарованный взгляд, то же выражение лица Рождественским утром, когда ребенок просыпается и вспоминает, какое радужное, блестящее чудо ждет его внизу.
— Это правда, — сказала вдруг Кларисса тихим, но ясным голосом. — Конечно, это правда! Все, что рассказал ты, и о чем говорится в сказке. И это я — дочь короля! Конечно же, это я!
Внезапно, совершенно по-детски она закрыла руками лицо, словно ожидала, что аллегория слепоты вдруг станет буквальной.
— Кларисса! — воскликнул Лессинг.
Кларисса уставилась на него расширенными, ничего не видящими глазами, едва ли осознавая его присутствие. И на мгновение странные воспоминания заполнили его голову, принеся с собой ужас. Алиса, идущая с Олененком по зачарованному лесу, где ни у чего нет ни имени, ни названия, а она шла, по-приятельски положив руку на шею Олененку. И слова Олененка, когда они добрались до края леса и память вернулась к ним. Олененок отскочил от нее и пораженно уставился на Алису, а Алиса глядела на Олененка, точно так же, как Кларисса глядела сейчас на него, Лессинга. «Ну, я... Олененок, — изумленно сказал Олененок. — А ты — Дитя Человеческое!»
Иной вид.
— Интересно, почему я совсем не удивлена? — пробормотала Кларисса. — Наверное, я знала все это наперед. О, интересно, а что будет дальше?
Лессинг потрясенно уставился на нее.
Она была точь-в-точь как ребенок, слишком восхищенный перспективой — какой? — чтобы думать о возможных последствиях. Это напугало его, поскольку она была слишком уверена, что от дальнейшего можно ждать лишь хорошего. Ему не хотелось разрушать это ожидание чуда, написанное у нее на лице, но он был вынужден сделать это. Лессинг хотел, чтобы Кларисса помогла ему бороться с этим чудовищным будущим, чтобы она не приняла его. Сам он не чувствовал никакого предвкушения и восторга. Кларисса должна бороться с Ним...
— Кларисса, — сказал он, — подумай немного! Если это правда, — а мы можем оказаться неправы, — то разве ты не видишь, что это означает? Он — они — не позволят нам быть вместе, Кларисса. Ты не сможешь выйти за меня.
Яркие глаза радостно просияли ему.
— Разумеется, мы поженимся, любимый! Они только заботятся обо мне, разве ты не видишь? Не причиняют мне боли, просто присматривают за мной. Я уверена, что они позволят нам жениться, как только нам захочется. Я уверена, что они никогда не сделают мне ничего плохого. Любимый, из всего, что мы знаем, ты ведь тоже можешь быть одним из нас. Вот интересно, не так ли? На это все указывает, разве ты не думаешь? Иначе почему они позволили нам влюбиться друг в друга. О, любимый...
Внезапно Лессинг почувствовал, что его кто-то держит. Кто-то... Одну секунду, заставившую замереть сердце, он думал над тем, уж не сам ли бог-ревнивец снизошел с небес, чтобы потребовать Клариссу, поэтому не осмеливался повернуть голову. Но когда яркие глаза Клариссы оторвались от его лица и не высказали никакого удивления, Лессинг понял, что это не так.
Он просто стоял совершенно неподвижно и знал, что не сможет шелохнуться, даже если захочет. Он мог лишь наблюдать за Клариссой и, хотя в наступившей тишине не раздалось ни единого слова, увидел, как изменилось выражение ее лица. Восторженная радость утекала с него, как из разбитого кувшина. Она покачала головой, с недоверием и замешательством, которые сменили экстаз, охвативший ее всего лишь секунду назад.