- Извините, ваша светлость. Не признал. Сей момент.
Фаэтон - эгоист рванул с места в галоп.
Подковы высекли белые искры по брускам мостовой.
Фиолетовые купола двух соборов города всплывали из приморской стеклянной пустоты и меркли.
В канале плеснуло весло. Выматерился грузчик на гранитной пристани.
Хлебные лавки освободились от ставен - из пекарен привезли первый финский хлеб, калачи, сайки, свадебные караваи, обсыпанные мукой, украшенные тминными запятыми и яичной глазурью.
Утро.
“Для кого это, для кого это?
Для тебя, мое прелестное дитя.
Был ли счастлив ты? Был ли счастлив ты?
Был ли счастлив?”
+ + +
- Сохраняйте спокойствие, дамы и господа - Ян Шпачек, выразительно взглянул на усатого полицейского чина в штатском. Остальная публика - мундиры, удостоверения, полубачки, портупеи, кобуры и короткие сабли его не интересовали, по опыту Шпачек знал, что коноводом жандармских табунов всегда бывает дурно одетый, помятый холостяк, господин Никто в несвежем воротничке.
- Ничего из ряда вон выходящего не произошло. Гость выпил лишку, выстрелил в люстру. Обычное дело. Убыток оплачен, гость принес извинения. Есть свидетели.
“Случайные” понятые закивали в унисон:
- Так точно-с!
Господин Никто засомневался:
- Но был вызов…
- Ложный. - возразил директор Дома Праха. - Есть свидетели. Могут подтвердить письменно. Гоп-ля!
Шпачек звучно и сухо щелкнул пальцами.
Понятые перестроились, как по команде, один уже спросил у полицейского бланк и огрызок карандаша, кто-то пригнулся, и прямо в коридоре выстроилась неровная очередь - подписывать бумажку на его спине, как на пюпитре.
- Опять ложный сигнал? - нахмурился Господин Никто - Месяц тому был ложный. На Пасху был ложный, сколько можно?
- Публика очень нервна и остро переживает искусство. Ни-ка-кой возможности спокойно ра-бо-тать - с каждым слогом наступал Ян Шпачек на полицейского в штатском. - За беспокойство соблаговолите - штраф-с. По тарифу. У нас все, как в банке.
- директор виртуозно выхватил подписанный протокол со спины понятого, и шулерским жестом подсунув “под” взятку, поклонился.
Господин Никто пробежал глазами подписи.
- Минуточку… Но здесь те же фамилии, что и на Пасху и месяц на…за…д…
- Завсегдатаи! - Шпачек радушно развел руками -
Злые духи подхватили остатки гостей под белы локти и выдавили на рассветную улицу оторопевший полицейский наряд.
На окнах Дома Праха живо задернулись одна за одной коралловые мантии занавесей.
- Дамы и господа! Дом Праха закрывается, мы будем рады видеть вас завтра вечером. До новых встреч!
Зал Общий план.
В зале погасли усталые лампионы, зашаркала швабра по паркету, расторопные руки скатали ковровые дорожки, и расставили стулья ножками вверх на столики.
Последняя кордебалетная “мышка”, щуря красные от бессонницы глаза, прошмыгнула в низкую дверь служебного выхода, кутаясь в пасмурное пальтишко с пелеринкой.
Шпачек подошел к роялю, ключ от крышки он не доверял никому, тронул холодные клавиши, и в медленном темпе набренчал первые такты “Лунной сонаты”, которые тут же перешли в ломкую “припрыжку” собачьего вальса.
Чех поднял голову и встретился взглядом с младшим официантом Дома Праха - Эдуардом Поланским.
Шпачек дернул щекой и лишний раз подумал: “Черт меня дернул взять этого котофея на испытательный срок. Сегодня уволю. “
- Марш работать. - приказал директор. - Дармоед.
- Па-азвольте, я бы выразился, соблюдать авантаж!. - обиделся Поланский и присел на край сцены, качая толстой ножкой в полосатой брючине.
Пятнышко усиков под мясистым носом встопорщилось -
- Я вам не банальный халдей. Прошу с этой минуты называть меня: Господин Репортёр.
- Как? - переспросил Шпачек и, бесшумно опустил крышку рояля.
Поланский прекрасно знал, что расхристанный “пассажир”, прячась от полиции в телефонной комнате, совершил пару необходимых звонков в ночные редакции.
И звонки были приняты сразу после того, как редакторы спросонок разобрали, кто с ними разговаривает. Главное, что такая крупная птица, пусть и не без некоторого нажима, согласилась оказать протекцию.
Люди этого полета, я бы выразился, не стесняются временем суток.
“В штате с завтрашнего дня” - отрапартовала телефонная трубка.
Теперь Поланский ковал железо, пока горячо, он закинул обе ноги на сцену, и барственно приказал директору-пианисту.
- Всякое начало тяжело, милейший господин Шпачек. Я арендую у вас зал, на полчаса. По тарифу. Извольте ассистировать.
Шпачек молча взял деньги. И первым отвел глаза. По наитию старого стреляного воробья он уже понял, что от него требуется. Свистнул бармену - тот извлек из пустоты запотевшую бутылку лимонной водки с ледника.