- Слушаюсь. - грустно отозвался филер Яшка Маслов. Понурился.
- Что такой смурной? - спросил Доппель- Кюммель.- Чай не похороны, не первое задание.
- Маня в положении - признался вполголоса филер.- А нас с квартиры гонят.
- То есть? - густо сдвинул брови Доппель-Кюммель.
Маслов сделал конфузную мину и спрятал глаза.
- То и есть. Во мне как Джек Маслоff проснулся, я сначала мордаша привел. С птичьего рынка. Пегий, криволапый аглицкий, натасканный на сыск, челюсть ковшом. Мужик мне его за двугривенный продал, клялся, что порода. Хозяйка в крик - не желаю говорит вашу животную ни пять минут! Я еле уговорил. Получку всю ей отдал. Как же мне контору частную держать, без бульдога? Но сдох он на третий день. Не пил, не ел, пена из пасти и того. Прямо под кроватью. А через неделю Джек Маню от хулиганов отбил. Ну то есть я ее из драки выдернул, мы от той пивной и утекли по дворам. Вот. Привел я Маню на Проломную. Хозяйка с порога в крик… И все сначала. Пока суть да дело, мы как то ютились, прятались. Перекантовались. А потом Маню знобит, тошнится, я бы к доктору, но грошей - пшик. Ничего, у нас студент сосед снизу… Он ее посмотрел, говорит - ага. И хозяйке тем же вечером донес. Теперь нам хоть в петлю. Хозяйка сказала больше угля и картошки не даст. И чтобы тотчас очистили… А у меня вся получка на бульдога уплыла. Кто бы знал.
- Ну ты и хват… Не ожидал. Ладно, что нибудь придумаем. - Доппель-Кюммель полез во внутренний карман, выложил на стол пару “красненьких” - Вот на первое время.
Маслов даже руки за спину спрятал.
- Не могу, Илья Венедиктович.
- Бери без разговору, на том свете углями разочтемся. А доктор женский на Введенской заставе практикует, я тебе адрес черкну.
Маслов на купюры даже подул, сложил, тиснул судорожно, как человек, который такие деньги видит раз в год, под отпоровшуюся подкладку пиджака.
- Спасибо. Задание уяснил. Но есть еще кое-что - тут филер забегал по обыкновению от фикуса к барышне и обратно - Сурприз! Можно мне на Тестовку напарника взять? Третий час в коридоре мается. Мы в курилке познакомились. Дельный парень.
- Какой еще парень?
- Чистая душа! У меня на людей - нюх! Этот не подведет. А дело опасное. Мне одному не сдюжить.
- Ну, зови…коли так. - с сомнением поддался Кюммель. - Посмотрим.
Яков Маслов распахнул дверь, крикнул:
- Просят! - махнул рукой против солнечного полотна из немытого окна.
Танцевали в сиянии дверного проема пылинки.
И Доппель-Кюммель увидел все, что должен был увидеть.
Переход кадра. Средний. Наплыв в крупный
- Гаф! - бухнула с порога чужая собака и заныла - Уууу! И снова - Гаф-ф!
- Цыц, Жулька! Фу, к ноге. Свои. - раскатисто скомандовал молодой ломкий голос.
Прямо из заоконного жаркого апрельского света шагнул в кабинет полицмейстера великан - головой чуть не в потолок, сразу стало тесно среди шкафов, фикусов и портретов.
Тесно и светло.
На крепкое запястье намотан драный поводок в узлах. Потертая зеленая куртка из крашеной чертовой кожи скрип-скрип на широких плечах. Крест накрест на груди белые ремни - один от армейского планшета, второй от оплетенной фляжки защитного цвета.
Остолбеневший полицмейстер уперся взглядом в медную пряжку, медленно поднял голову, округлил брови.
- Так. Архангел Михаил на мою голову…. Все. В отпуск.
Ряд студенческих пуговиц. Открытый белый воротник. Физиономия лопатой - веснушки на щеках будто йодом часто выжгли. Глазищи телячьи, янтарные. Белозубая широкая улыбка. Иконное греческое золото коротких кудрей - пожарным и рождественским сиянием вокруг тяжелой головы.
Царевич-кудрявич, Иван-дурак, его бы раздеть, оштукатурить - и в качестве голого Давида воткнуть посередь клумбы в городском парке - загляденье выйдет.
- Ваше Превосходительство! Разрешите доложить! По вашему приказанию прибыл! Януш Каминский - БелгА!
Ударение на последнем слоге “Га!” он гаркнул так гулко, что полицмейстер пригнулся и пробормотал:
- А был приказ? Януш… Поляк что ли?
- По отцу!
- Погоди. Ты кто такой есть?
- Стажер - не изменяя улыбке, отозвался верзила. - Из Академии. Я кинолог. К Вам направили на практику. Я уже все бумаги в канцелярии заверил!
Переход кадра