Из-за двери - бухает, как полковой барабан, солидный бас.
-… Тебе скоро двадцать четыре года! Ты нигде не служил и часа! Бездельник, развратник и паразит!
Робкий неверный тенорок манерно картавит в ответ:
- Papa! Поберегите сердце, я вас умоляю!
- Хватит!
Пудовый кулак грохнул в столешницу. Дверь вздрогнула и слегка приоткрылась…
Переход кадра. Средний план.
Кафедральный кабинет генерал-губернатора Города на Реке, Даниила Гедеоновича, князя Эльстона.
“Сам” возвышается над столом. Скульптурная фигура, кавалергардский белый мундир с золотыми шнурами эполета, седые баки, лицо, как недоенное вымя.
Все предметы в комнате под стать хозяину. Даже ведерко для бумаг сделано из дубленой слоновьей ноги - подарок абиссинского негуса. Из стен резного дуба торчат головы кабанов и лосей со стеклянными глазами.
В углу - обязательное, как параграф в своде уголовного уложения Империи - косматое чучело медведя с серебряным подносом в лапах.
Есть два отличия от его собратьев в фойе бомондных ресторанов
1) Медведь белый, полярный.
2) Вместо груды визитных карточек на зеркальном подносе - круглый графин водки, егерская стопка и блюдце с мокрым огурцом, зонтиком укропа и дубовым листиком.
За спиной Даниила Гедеоновича - три портрета: Государь Император в мундире (в полный рост анфас), сам Даниил Гедеонович в мундире (по пояс анфас) и чистокровный арабский жеребец Зефирка в натуральном виде (голова в профиль)
- … Ладно, я уже привык к твоим фокусам! В семье не без Альберта. Но сплетня вышла из берегов. Мы не можем арестовать всю городскую прессу. Это абсурд. Пока что они заменяют имена “звездочками”. Но в столице не профаны сидят! Все на волоске висит.
Если всплывет эта старая грязь с Дмитрием, мы погибнем. Мать пожалей!
Старый князь с омерзением потряс листком “Дилижанса”, вскользь мелькнуло заглавие новой статьи:
- “Для танго нужны двое: преступление против нравственности”.
Альберт стоял посреди ковра.
В помпезной мезозойской обстановке кабинета - как истасканный подросток: гадючий в переливах атласа халат, волосы мокрые, всклокоченные, с мыльной пеной, правая щека недобрита: папаша вытащил его на правеж из утренней ванны.
Альберт робко хорохорился:
- Собака лает, караван идет, parbleu. Американцы называют это “паблисити”. Наступили новые времена, папа, нельзя, право, быть таким… мастодонтом.
- Ты как с отцом говоришь, декадент занюханный? - ласково спросил Даниил Гедеонович.
Подошел к медведю, плеснул чистой в стопку, поднес к ноздрям, нюхнул раз-другой, вернул стопку на место, не пригубив, и яростно захрупал огурцом.
Эльстон-старший третий месяц, как бросил пить - а натюрморт в кабинете держал ради тренировки силы воли. Как говаривал настоятель Вознесенского Собора, о. Паисий Премногоблагодарященский:
“Муж честнОй, соблазн от глаз не удаляй - но вблизи: трезвись и бодрствуй”
Трезвость и бодрость на корню отравили характер генерал-губернатора Города на Реке.
- Пойми, сынок, мужчина нашего круга должен быть или военным или придворным. Третьего не датур!
- Я не могу быть военным. Мне война отвратительна. У меня грудная жаба!
- У тебя нет жабы, ипохондрик! Тебя доктор Ведрищев смотрел дважды! И жабу опроверг категорически! Ты - хлыщ! Алкоголик, кокаинёр и половой психопат! Морда в кольдкреме. Глаза блудливые. Бедрами виляешь! Ты похож на старую кокотку!
- … Почему же старую? - жалобно спросил Альберт.
- Значит слово “кокотка” для тебя уже не оскорбительно!
- Папа, это голая дЭмагогия! Я придворным быть не могу! Мне бюрократия отвратительна! Я артист и неврастеник! Вы растоптали меня, как носорог - фиалку!
Отец взглянул на сына с булавочным любопытством энтомолога, округлил бровь. Задушевно протянул:
- Ах ты ж, моя цаца… Не буду антимонии разводить: вот мое тебе последнее слово: месяц на размышление. Чтоб все это время сидел как мышка в коробушке, и дышал через раз. В форточку. И думай, крепко думай сын, куда себя приткнуть. Протекция будет нужна? Сделаю. Так и быть на первых порах. Хочешь - в столице, хочешь - здесь. А не надумаешь… Пеняй на себя. Все твои счета к чертям закрою. Поедешь в Курск, будешь в имении клопов давить. Или в клинику запру. К Гиблингу. Холодный душ, тесная рубашка, войлочная комната. Научат тебя коробки и конверты клеить. Будет заработок на старость. Ты понял?
- Да.
- Свободен.
Общий план. Интерьер. Съемка в движении.
Анфилада комнат, сусаль, бронза, фруктовая лепнина под потолком, вишневые портьеры, мрамор, наборный паркет.
По стенам в резном золоте - фальшивые руины, натюрморты и приторные головки масляных пастушек Гюбера Робера и Греза. Римские копии с греческих оригиналов, бюст Екатерины Великой и переносица Антиноя. Покойные полукресла, ломберные столики и парадные кровати зачехлены белой кисеей - красоту открывают четыре раза в год на приемы - в остальное время нечего пыль собирать.