Когда из-за туго натянутого зеленого шелка чуть громче доносились нежные мужские голоса и смех, пучеглазый вздрагивал, как от пощечины, и ломал спички на скатерти.
+ + +
Кальвадос сделал свое дело. Мишель стал заговариваться. В голове свили гнездо настырные осы, он разошелся, вскрикивал: Аншантэ! И хлопал не в такт
Альберт мрачнел и нервничал.
У ног Альберта примостился дорожный баульчик с раздутыми боками на двух застежках. Такие баульчики уважают акушерки, брачные аферисты и коммивояжеры.
По веселому маслу катилась концертная программа, с каждым новым номером снобизм и лоск оставлял Альберта и все яснее рисовался страх.
- Не успею…- выговорил Альберт, щелкнул крышкой часиков “омега”, и дернул остатки кальвадоса из горла.
Мишель замахал на визави салфеткой:
- Фу! Грубо! А когда выступает Три Креста? Ты обещал!
Альберт сверился с программкой.
- Через три номера. Каучуковая лэди с королевскими пуделями. Арабские ночи: рабы и госпожа. Беляночка и Розочка… Потом - Три креста.
- Познакомишь? А? - веселился Мишель.
- Нет, - отрезал Альберт и взялся за роговую ручку баула. - Извини, Миш-Миш, мне надо отойти.
- Куда-а? - манерничал Вавельберг, грозил пальцем - я знаю, хочешь для себя приберечь? Правда, что она - парижанка?
- Местная.
- А почему “три креста”? Аллюр? Пояс Ориона? Голгофа? Положительный анализ на люэс?
- Я же сказал, Мишель. Мне срочно нужно. В клозет.
Альберт разминулся с официантом, который нес на серебре шишку ананаса с зеленой ботвой.
Чертыхаясь, с извинениями пробирался меж столиками.
Наблюдатель за одиноким столиком, заметив его, сломал последнюю спичку и четко сказал:
- Шлю-ха!
Он сунул руку под полу пиджака, туда, где на ремне под мышкой пропиталась телесным теплом немецкая кобура.
За соседним столиком мгновенно протрезвела опытная женщина в вишневом dress, дернула за рукав белобрысого финна, негоцианта из близкого Гельсингфорса, и отравленным шепотом поторопила:
- Бога ради…уедем!
- Oh! Ja-Ja! - на сугубо иностранном языке отозвался финн и снова заснул.
Дама прикусила губу и нервно спросила шампанского.
Альберт нырнул в потроха служебных помещений. Блеклое анемичное лицо его пошло пятнами. Липкие губы шептали заклинание Белого Кролика:
- Ах, мои ушки, ах, мои усики, герцогиня будет в ярости!
+ + +
Люки, каверны, продухи, тупики, задники старых декораций
Попискивали по углам разгоряченные танцовщицы-мышки, жадно курили одну самокрутку на двоих. Это было строго запрещено пожарной инспекцией.
- Мужчина! - пискнула одна, и спрятала замусоленный хабарик под атласный оперенный валик - “гусиную попку” на пояснице.
Вторая мышка одернула ее.
- Ослепла, дура! Где ты тут видишь мужчину? и помахала острыми пальчиками над головой - Привет, Берти! Хочешь затянуться?
Альберт ускорил шаг. Можно не отвечать. Мышки честные, не стукачки. Они никогда не выдадут.
ЧОрт, где выход на улицу. Слава Богу! Вот он!
На сцене в томном дуэте прохаживались Беляночка и Розочка, шла игра корейскими веерами, в зале притушили лампионы, тела баловниц лоснились от змеиного масла, между ними покачивалась декорация: осклабленная лошадь-качалка в натуральную величину.
- Ап-па! - и обе девки ловко сделали сальто назад, секунда - и гимнастки уже ласкались в седле лицом к лицу, раскачиваясь в такт опасной игрушке.
Полозья лошади-великанши перешли в ебливый галоп.
В наш новорожденный век, писал Алексис Левант, модный актуальный литератор (он так и подписывал свои скандалезные статьи, ей-Богу) -
женщина должна быть тренирована и мускулисто-пружинна, как мальчишка призывник. Женщина должна говорить об отравляющих веществах, массовом уничтожении и котировке акций, заниматься по вторникам английским боксом, и на спор откупоривать стыдным местом пивные бутылки фирмы “пивоварня Красноносова” (на правах рекламы).
Беляночка и Розочка тут же сбросили панталончики с рюшами, достали крепко закупоренные бутылки и подтвердили последний постулат на деле, полив друг друга крепкой пивной пеной.
- Ррааа! - выдохнул зал.
Лысины и монокли навалились на бархатные перила перед сценой.
+ + +
На хозяйственном дворе темнотища и сырая заваль.
У брандмауэра притулились клетушки холодной уборной для обслуги, впрочем в разгар ночи, сюда носило кого ни попадя, кто ошибался дверью кто охотился на голоногих девонек, которым приспичило по-маленькому.
Наугад смердели в темноте мусорные ящики.
Альберт поскользнулся на капустном листе и обеими ладонями врезался в двери кабаретного сральника с надписью “Pour для дам”.