Уолтер снова сделал Гарольду знак рукой, чтобы он замолчал, и начал:
- Дорогой Тони...
"Он, кажется, воображает, что я представляю общественное собрание, подумал Тони, - точь-вточь Гладстон [Гладстон Уильям Юарт (1809 - 1898) премьер-министр Великобритании], беседующий со старой королевой".
- Дорогой Тони, вы все понимаете совершенно превратно и очень огорчаете нас обоих. Никто так не ценит юмор, как я, но здесь он совсем неуместен.
Постарайтесь, пожалуйста, быть серьезным.
- Серьезным! - воскликнул Тони. - Да я и так серьезнее серьезного. А вот вы легкомысленны.
- Что вы хотите этим сказать?
- Я прекрасно знаю, что делаю и почему, а вы вмешиваетесь в то, чего не понимаете.
- Не знаю, почему вы называете здравый смысл вмешательством? - сердито проворчал Гарольд.
- Ну, в данном случае я называю это так, - напрямик ответил Тони.
У Гарольда уже готов был сорваться с языка презрительный ответ, но Уолтер прибег к дипломатической увертке, что весьма позабавило Тони.
- Нет, нет, - сказал он поспешно, - не будем уклоняться от сути дела. Гарольд, хотите стильтона [Стильтон - сорт жирного сыра], со мной за компанию? А вы, Тони? Да. И по стаканчику портвейна, выпить напоследок. Официант! Три стильтона и три стакана портвейна. Доу, 1908 года, не забудьте! Будем говорить по-дружески. У нас у всех самые лучшие намерения, и я уверен, что мы сможем прийти к удовлетворительному решению.
Тони, разрешите мне как старому другу задать вам несколько вопросов?
- Пожалуйста, - ответил Тони, заранее решив открываться старому другу как можно меньше.
- Следует ли нам считать, что вы окончательно и бесповоротно отказываетесь от своей карьеры?
- Да, если вы называете такого рода занятие карьерой.
- Так, - просветлел Уолтер, тогда как Гарольд еще больше нахмурился, услыхав это оскорбление божества.
- А есть у вас какие-нибудь планы на будущее? - Да: Недели через две я уезжаю в Тунис.
- Я не об этом говорю. Я имел в виду какуюнибудь серьезную работу, за которую вы хотели бы приняться. Может быть, я был бы вам чем-нибудь полезен? Ведь существует целый ряд всевозможного рода официальных и полуофициальных должностей, которые интеллигентному человеку...
- Благодарю вас, - перебил Тони, - меня вполне удовлетворит, если я и дальше буду жить как живу, без каких-либо официальных санкций.
- Что же, прикажете понимать так, что вы действительно намерены все время жить праздно, переезжая с курорта на курорт и наведываясь в Лондон лишь тогда, когда почувствуете, что не можете больше пренебрегать своей женой?
- Можете понимать как вам угодно или, вернее, как вам удобней, сказал, разозлившись, Тони, - только, пожалуйста, не вмешивайте сюда Маргарит.
Это уж мое дело.
- Простите, пожалуйста, - поспешно извинился Уолтер, - я вовсе не хотел вас обидеть. Пожалуйста, простите меня. Но, по правде сказать, дорогой мой, еще раз прошу прощения, - поведение ваше совершенно непонятно и в высшей степени глупо.
- Охотно прощаю вам то, что вы говорите, дорогой Уолтер, потому что не придаю этому никакого значения.
Уолтера эта резкая отповедь несколько покоробила, а Гарольд, который до сих пор, по-видимому, едва сдерживался, вмешался в разговор:
- Послушайте, Тони, я знаю, что говорить с человеком о его жене считается дурным тоном и все такое, но мы не можем в данном случае не коснуться Маргарит. Неужели вы берете на себя смелость утверждать, что, по-вашему, вы не причиняете ей никакого зла?
- Разумеется, никакого зла я ей не причиняю.
- Но ведь это влечет за собой значительное сокращение доходов.
Гарольд сделал особое ударение на слове "доходы", как будто это было нечто таинственное или священное.
- Если Маргарит вышла за меня замуж из финансовых соображений, она сделала большую ошибку, - сказал Тони.
- Но не считаете ли вы, что она имеет право настаивать на том, чтобы вы обеспечили ей такие материальные условия, к каким она привыкла?
- Конечно, нет. Что это за псевдофеминистская болтовня, Гарольд? Если на то пошло, я имею право настаивать, чтобы она удовлетворялась моими условиями, которые, боюсь, покажутся ей слишком скромными. Но ничего подобного ей не угрожает - у Маргарит очень недурные собственные средства, - Да, - фыркнул, выйдя из себя, Гарольд, - могу сказать только одно, что порядочные люди так не поступают.
- Ничего другого я от вас и не ожидал, - невозмутимо отвечал Тони. Редко встречал человека, более неспособного на остроумный ответ и более падкого на ходячие фразы, чем вы. Есть у вас еще какиенибудь вопросы, Уолтер?
- Бесполезно продолжать разговор, раз вы не хотите относиться к этому серьезно, - сказал натянуто Уолтер, - Но я должен предупредить вас и посоветовать вам хорошенько обо всем подумать. Дело в том, что каждый человек имеет по отношению к государству определенные обязанности, которые он должен выполнять. Проболтавшись без дела год-другой, вы почувствуете скуку и неудовлетворенность и захотите вернуться к деятельной жизни, но это окажется для вас невозможным-. Ведь своим теперешним поступком вы оттолкнете от себя всех своих друзей.
- Простите, пожалуйста, - весело сказал Тони, - но ведь я уже оказал миллион услуг государству во время маленькой войны и великой забастовки. Если бы нас было не так много, мы бы все могли рассчитывать на то, что нам поставят на площади памятники и дадут бесплатно столько хорошей пахотной земли, сколько может вспахать за день пара здоровых волов. Что же до того, что я соскучусь или почувствую какую-то неудовлетворенность, то позвольте напомнить вам, что я действительно скучал и чувствовал известную неудовлетворенность, участвуя в том, что вы называете активной жизнью и чему я бы дал гораздо менее лестное название. Если бы не то обстоятельство, что Маргарит по своей природе неспособна разделять со мной то, что я считаю подлинной жизнью, я был бы в настоящее время вполне счастлив. Если я буду жить так, как хочу, я не почувствую ни скуки, ни неудовлетворенности. И обещаю вам, заметив за собой что-либо подобное, тотчас же откровенно признаться в этом, более того, заранее разрешаю вам обозвать меня дураком и плюнуть мне в лицо. Есть еще вопросы?
- Нет! - сказал Уолтер, стараясь нанести последний удар. - Официант! Наши счета, пожалуйста.
"Счета? - подумал Тони. - Я бы сказал счет.
У этих господ есть чему поучиться".
- Нет, - повторил Уолтер задумчиво, тоном человека, скорее огорченного, нежели рассерженного. - У меня к вам нет больше вопросов. Я отношусь с величайшим неодобрением к вашей затее, Тони, потому что это свидетельствует о полном отсутствии у вас дисциплины. Я вижу, что вы вбили себе в голову какой-то сентиментальный вздор насчет свободной жизни. Но это не более не менее, как результат неупорядоченной эмоциональности, и в конце концов вы сами убедитесь, что упорядоченные эмоции куда лучше беспорядочных. Каковы бы ни были ваши личные чувства, необходимо соблюдать общепринятые нормы и известный декорум. Почему вы не можете признать определенный общественный порядок, подчиниться ему и поддерживать его?
- Ах, - сказал Тони, забирая сдачу и небрежно оставляя чаевые, чрезмерность коих заставила Гарольда нахмуриться, - это уже своего рода символ веры, Уолтер. "Во что я верю" - трактат, выпущенный институтом ханжества. Но, во всяком случае, это не моя вера. Как мистер Пегготи, я пускаюсь в путь разыскивать по белу свету Эмили. А моя "Эмили" - это ежедневное и ежечасное ощущение того, что я живу как человеческое существо, а не как пригнанная; к месту гайка. Итак, прощайте.
II
Год назад или, может быть, даже несколько месяцев Тони был бы расстроен этой встречей с Гарольдом и Уолтером и всем, что они говорили. Он думал бы обо всем этом, сомневался бы в самом себе и не мог бы с уверенностью сказать, не правы ли они в конце концов. Теперь же не прошло и десяти минут, как он уже совершенно выбросил из головы и их самих и их нравоучения. Разумеется, они преисполнены житейской мудрости, мудрости своего мира, но только это не его мир. То, что они говорили и чувствовали, лишь слегка задевало его, но, по существу, это его нисколько не трргало. И он радовался и торжествовал, как будто открыл, что стал неуязвимым, - а то, что они считают его дураком, не беда. Если стремиться стать юродивым ради Христа, это слишком самонадеянно, то, во всяком случае, можно осмелиться быть дураком ради спасения своей жизни.