— Аричча, — сказал Джованни.
После Ариччи они выехали на извивающуюся дорогу с трамвайной линией с одной стороны, где Джованни безумно гудел и с ужасающим риском срезал углы. Показался какой-то город на холме, но они ехали по дороге, которая шла вокруг его подошвы.
— Веллетри, синьоре.
Тони нетерпеливо кивнул, смутно вспоминая, как каноник в течение десяти минут по дороге в гору разглагольствовал здесь об Августе. Почему-то это воспоминание беспокоило его. Какого черта нужен ему Август? Он не мог бы заставить автомобиль двигаться быстрее, а минуты все еще обгоняли километры. Но теперь они были на более прямой и очень гладкой дороге, и маленькая стрелка неуклонно подымалась.
— Чистерна, — сказал Джованни вдруг и указал вперед. — Понтийские болота.
Они выехали на большую дамбу Аппия Клавдия, прямолинейную, как решимость римлян. Джованни знал свои возможности и пользовался ими; стрелка индикатора медленно пододвинулась и показала девяносто, перешла эту цифру, дошла до девяносто пяти и, наконец, завертелась около цифры сто десять. Тони глядел на нее зачарованный, краем глаза ухватывая улетающий ряд нескончаемых деревьев, слабый блеск воды в канале, величавые горы, расположенные слева, но все его чувства сконцентрировались на этой дрожащей стрелке и на циферблате часов. Километры без труда обгоняли время, — они поспеют.
Увы, это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. На странном подвесном мосту, устланном шатающимися бревнами, им пришлось убавить скорость, затем они выехали на главную улицу Нижней Террачины и оставили позади асфальтированное шоссе. Довольно сердито Джованни произнес «Террачина», заходящее солнце било ему в глаза. Они проехали замок Итра, прогремели по камням и подъехали к Формии, все еще имея в запасе двадцать минут. Тони с относительным спокойствием следил за тем, как накачивали бензин, и не заметил, какое было выражение на лице Джованни, когда тот увидел, как нагрелась машина. Он проделал эти сто сорок километров от Рима на одиннадцатисильной машине меньше чем в два часа. Тони казалось, что оставшиеся восемьдесят пять километров можно легко пройти за такое же время. Он забыл, что тут дорога пыльная, выщербленная, узкая, извилистая, вся в подъемах и спусках, и это постоянно замедляло движение. И ему казалось, что Джованни нарочно ехал медленно; это так и было, шофер боялся, чтобы вода в машине не закипела на подъеме. Настроение Тони все падало и падало, по мере того как минуты безжалостно обгоняли километры. Когда, наконец, показалась Капуя, в их распоряжении было всего пятьдесят пять минут, а нужно было проехать еще тридцать пять километров через пригороды Неаполя, через самый Неаполь — и это по ужасной ухабистой дороге до Каподимонте.
Мост в Капуе Джованни проехал с безрассудной скоростью, едва-едва не задел за край какой-то повозки и круто повернул направо, пробормотав, как обычно: «Капуя, синьоре». Все время давая гудки, он пробирался через Аверсу, тут ему пришлось включить свет; на плохой дороге автомобиль страшно прыгал и кренился, наконец, шофер пробормотал: «Каподимонте» и с предельной скоростью пошел под гору, когда выяснилось, что осталось только двадцать минут. Их задержали на перекрестке возле музея, они медленно ползли по Via Roma, но когда, наконец, Джованни остановился у ворот, ведущих к Immacolatella и вытер лицо, его часы показывали без двенадцати минут восемь.
— Вынимайте багаж, Джованни, — сказал Тони, спрыгивая.
Он подошел к одному из чиновников в воротах.
— Где пароход на Эю?
— Третий направо. Паспорт?
Тони передал его чиновнику и вернулся к Джованни. Порылся в своем рюкзаке и протянул шоферу восемьсот лир.
— Вы хорошо ехали, Джованни, — сказал он. — Всячески благодарю вас. Вот восемьсот лир. Поешьте, прежде чем вы поедете назад в Рим. Addio!
Когда Тони шел по палубе, его встретил лакей в белом костюме и спросил номер плацкарты.
— У меня ее нет, — сказал Тони, показывая билет, который он только что купил в кассе, — но вы, пожалуйста, найдите для меня каюту. Я хочу быть один.
Он сунул двадцать лир в руку лакея.
Спускаясь к каютам через люк, Тони услышал, как затрещала, поднимая якорь, паровая донка, и благословил Джованни и его работу. Через окошко кабины виден был медленно удалявшийся борт другого парохода.
— Обед с восьми часов, синьоре, — сказал лакей.
— Хорошо, — произнес Тони равнодушно. — Когда мы придем на Эю?