— Я была тогда очень развязна и старалась соблазнить тебя, Тони? Я почти краснею, когда вспоминаю, как бегала за тобой.
— Да, ты была соблазнительна, но не развязна. Кажется, я был уже очень, очень влюблен в тебя, хотя в сравнении с теперешним океаном даже это только лужица.
— Ты был тогда такой ласковый и нежный. Тебе приходилось очень сдерживаться, чтобы вести себя так мило?
— Моя дорогая, я готов был яррростно повалить тебя на камни и гнусным обррразом обесчестить тебя!
— Ты этого не сделал. Ты был робкий.
— И неуклюжий. Я знаю. Но ты не настаивай на этом слишком, а то мне станет стыдно за того неловкого мальчика.
— Ты вовсе не был неуклюж, и мне нравилась твоя робость, хотя я тогда не знала, не понимала, насколько она очаровательна. А что касается стыда, — прибавила она, начиная раздеваться, — ты знаешь, ведь сегодня ты заставил меня потерять всякий стыд, так что тебе придется поступать по моему примеру.
— Как чудесно, что мы снова можем купаться здесь, — сказал Тони, тоже начиная раздеваться. — Как ты думаешь, вода холодная?
— Не холоднее, чем была тогда, а нам она показалась теплой.
Она скинула с себя белье и стояла перед Тони, улыбаясь немного застенчиво, несмотря на свое хвастовство бесстыдством.
— Я тебе так же нравлюсь, как та девушка, которая соблазнила тебя раздеться и выкупаться здесь когда-то?
— Она была красива, но она была девочкой. Ты женщина и стала гораздо красивее. Ты так хорошо сложена.
— Никаких критических замечаний?
— Нет. Только ты чуточку худа, Ката.
— Я не хочу жиреть, — сказала Ката. — Ведь было бы ужасно, если бы у меня был тевтонский вид и я ходила бы вперевалку?
— С тобой этого не будет, — уверил он ее. — Так ходят только блондинки. Ты брюнетка. Наверное, твоя бабушка флиртовала с итальянцем, а твоя прабабушка с французом.
— Ты так думаешь? — спросила Ката, заинтересовавшись. — Мне никогда не хотелось быть настоящей тевтонкой, и я была бы в восторге, если бы оказалось, что я дитя незаконной любви и происхожу от внебрачных отпрысков, но боюсь, что я безнадежно законнорожденная. Моя мать была хорошей женщиной, не то, что ее дочь.
— О, ничего нельзя сказать с уверенностью, — сказал Тони подбадривающе. — Даже самые плохие из нас иногда срываются. Полчаса полнейшей слабости — и вот вам Ката! Дай-ка пощупаю твой затылок.
— Зачем? — спросила Ката, нагибаясь вперед.
— Я хочу знать, ты долихоцефал или брахицефал. Это чрезвычайно важно. — Тони убрал руку и потрогал собственный затылок.
— О, потрогай еще так мою голову, — сказала Ката. — Это восхитительно. Почему это важно, я… как это слово?
— Ах ты, чувственный поросенок, — сказал Тони, лаская ее затылок кончиками пальцев. — Это наука, но слова означают только длинно- и круглоголовых. Но если ты долихоцефал, то не выходи замуж за брахицефала.
— Почему бы нет? Ох, как приятно! Какое значение имеет форма головы?
— Она имеет значение потому, что долихоцефалы всегда убивают брахицефалов, и наоборот, так что если мы разные, то мы всегда будем стараться убить друг друга.
— Что за ерунда! У тебя устанут пальцы, дорогой. Пока достаточно, но ты еще не раз будешь так делать. Я говорю так, как, по общему мнению, всегда говорят женщины? Но кто мы — долихоцефалы или брахицефалы?
— Ну, если говорить строго научно, — сказал Тони важно, — я думаю, мы и не то и не другое. Мы оба, кажется, серединка на половинку. Должно быть, мы принадлежим к особой расе, все остальные представители которой уже вымерли.
— Как чудесно! Так что мы не убьем друг друга?
— Вероятно, нет, разве что твоя голова сплющится, а моя раздуется. Но лучше нам держать это про себя, а то нас могут отравить, чтобы узнать, отчего мы выжили. Все это, конечно, в интересах науки.
Тони опустился в воду.
— Холодная? — спросила Ката, стоя на краю берега и протягивая к нему руки.
— Холодноватая, — сказал Тони и вздрогнул от радости, потому что ее горячие груди прижались к его щеке, когда он снимал ее с берега.
— О, да она совсем теплая, — воскликнула Ката, плеснула ему в лицо водой, а затем поцелуями осушила его глаза.
— Это для того, чтобы ты не думала, что она очень теплая, и не разочаровалась бы.
Они доплыли до конца залива, чтобы посмотреть, нет ли где лодок, и затем медленно отправились обратно. Тони стоял почти по грудь в прозрачной воде, а Ката плыла к нему.