— Погоди минутку. Чувствуешь ли ты в своей крови приливы и отливы, волнообразные ритмы на фоне большого нескончаемого прибоя?
— Да.
— И я тоже. И мне уже кажется, что ритм моей крови изменился, и она отливает и приливает вместе с твоей.
— Да, я чувствую тоже, как мой ритм потихоньку меняется. Мы приспособились друг к другу, желая быть в согласии друг с другом.
— Мне кажется, это очень важно, Ката, хотя закон не понимает этого и даже не признает.
— Это больше, чем важно. Это божественное чудо, чудо чувств. Это возвращает к жизни.
— Да, это возвращает к жизни, — сказал Тони, — быстро взглядывая на нее. — Теперь пойдем спать? А мне можно прийти в твою комнату?
— Ну конечно.
Когда позже он пришел к ней, Ката сидела на краю кровати, и на ней было только ожерелье, которое он подарил ей на «жизнь в любви».
— Как я тебе нравлюсь в этом костюме? — сказала она весело.
— Ты очаровательна. Мне этот костюм нравится больше всех твоих платьев.
— Ты бы хотел, чтобы я в нем отправлялась на прогулку?
— Если бы все люди были иначе устроены, если бы они умели в красоте воспринимать прекрасное тело, но они оскорбят тебя своими грязными взорами и грязными мыслями. Века пройдут, прежде чем отмоешь все это.
Он подошел к ней, стал перед ней на колени и начал целовать ее, а она оперлась рукой о его плечо и гладила его волосы.
— Ката!
— Да.
— Ты помнишь, как мы молча сидели вместе на террасе к вечеру второго дня после моего приезда?
— Помню.
— Я думал об одной вещи, и, кажется, ты поняла меня, потому что ты протянула руку и коснулась моей. Я хотел бы знать, угадала ли ты?
— Что же это было?
— Нечто такое, чего я никогда не испытывал раньше, странное стремление к тебе и к тому, что превосходит тебя. Это ощущение часто посещало меня в эти недели, и оно меня снова охватило сегодня вечером, с такой силой, что я должен был заговорить о ритме в нашей крови.
Ката не ответила, но перестала гладить его голову и обняла за плечи.
— Я, кажется, хочу просить тебя об одной вещи, — сказал он на ее молчание. — Просить тебя о том, что кажется мне столь прекрасным. Это не должно свершиться сейчас, ни даже в этом году или в следующем. Вообще не надо этого, если ты не хочешь.
Он почувствовал, как ее руки внезапно впились в его плечи, и подумал, что она угадала его желание и разделяет его. Но он не взглянул на нее и продолжал:
— Нет, этого не нужно совсем, если ты не хочешь. Помни это. Его не должно быть, пока ты не станешь желать того же еще сильнее, чем я желаю.
— Что же это? — спросила Ката быстрым, задыхающимся голосом.
— И если это произойдет, то пусть оно произойдет в этой же комнате. О Ката, ты помнишь, что ты сказала, когда я первый раз пришел сюда к тебе? Ты должна это помнить. Но ты и не подозреваешь, как глубоко я был тронут, как был тронут даже незрелый мальчик тех дней, когда ты сказала так прекрасно и просто: «Хочешь ли ты дать мне ребенка этой ночью?»
Он ждал, что она ответит ему, но она ничего не сказала, только ее руки сжимали его все крепче и крепче, и она все нагибалась вперед, пока ее лицо не прижалось к его плечу и ее густые черные волосы не легли ему на щеку.
— Ката! Что такое? О моя дорогая, я причинил тебе боль? Ах, зачем я заговорил об этом!
Она подняла голову и отклонилась от него, и его встревоженный взор встретился с ее глазами. К своему ужасу, он увидел, что печаль и страх, исчезнувшие, как он думал, навсегда, вернулись к ней.
— О Ката! Что я сделал? Я нечаянно ранил мою любимую?
— Ты ни о чем не знал, Тони, и ты был вправе говорить. Это я ранила самое себя. Погляди мне в глаза, Тони. Когда я исповедовалась тебе, я не решалась встретить твой взгляд. Теперь ты сделал меня достаточно сильной, чтобы вынести твое горе, даже твой гнев.
Он хотел протестовать, но она не дала ему говорить.
— Я исповедалась тебе в то утро, но моя исповедь была неполной. О Тони, поверь мне, это был не обман, это не был расчет. Я забыла. И я забыла потому, что была так напряженно счастлива, мне стало так легко, меня так затопила твоя нежность ко мне, твое великодушие. Верь мне, — скажи, ты веришь мне?
— Я усомнился бы скорее в себе, чем в тебе, Ката. Я пошел бы в огонь, если бы ты сказала, что он не обожжет. Твоему слову я поверил бы, даже если бы весь мир твердил обратное. Но, Ката, Ката, не мучься, не надо. Забудь о моей просьбе. Забудь, забудь! Как бы я хотел, чтобы моих слов не было!
— Надо было сказать это, Тони. И в одном отношении я рада, что ты начал этот разговор, — пусть даже то, что я должна сказать тебе, заставит нас разлучиться. По крайней мере, я буду знать, что значит жить. И даже если это разлучит нас, я буду всегда любить и благословлять тебя.