Разгоряченные и немного запыхавшиеся, они достигли подножия утеса и оказались на берегу маленькой бухточки между двумя стенами крутых утесов, совершенно скрытой сверху кудрявой завесой сосен. Белая вода мягко рябилась над камешками у дальнего конца бухты, затем, внезапно углубляясь, она казалась стеклянно-зеленой над песчаным дном, а еще дальше в море — ярко-синей над травянистым покровом подводных камней. Бухточка была около четырех метров в ширину и двадцати в длину.
— Вот бассейн, созданный для морских нимф! — воскликнул Тони. — Как хорошо было бы сейчас выкупаться!
— А почему бы нам не выкупаться?
— Мы не захватили с собой купальных костюмов.
— Ты считаешь это таким важным? — спросила с улыбкой Ката.
У Тони было такое чувство, будто он уже когда-то стоял здесь, глядя на это море, собираясь купаться с девушкой. И к этому примешивалось странное ощущение, какое он испытывал с Эвелин, — будто какая-то внешняя сила руководит им. Он ответил:
— Конечно нет. Глупо было с моей стороны колебаться. Нас ведь никто здесь не увидит?
— Никто. А если покажется лодка, мы погрузимся по шею, пока она не пройдет.
Через минуту они уже разделись и стояли, глядя друг на друга с улыбкой. К своему удивлению, Тони обнаружил, что он не испытывает никакого смущения, а лишь спокойную уверенность в том, что у него стройное тело, не слишком мускулистое и без изъяна. Ката откровенно посмотрела на него и сказала:
— Ты мне больше нравишься без одежды. Ты красивый мужчина.
— А ты — прекрасная женщина!
Она была действительно прекрасна и не принадлежала к тем женщинам, которые нуждаются в полусвете. Яркий солнечный свет только выделял ее красоту. Странно, сейчас она выглядела более крепкой, чем в одежде, скроенной так, чтобы тело казалось стройнее. У нее были длинные, прекрасной формы ноги, не слишком узкая и не короткая талия и полные груди. Тони кинулся в воду и почувствовал прохладу, охватившую его до середины бедер. Он протянул Кате руки и крикнул ей: «Иди!» Когда она легко соскользнула в море, груди ее коснулись его плеч и груди, словно бессознательная, чудесная ласка.
Тони поплыл к концу бухты. Не видно было ни единой лодки, а та небольшая часть острова, которая открылась его взору, была безлюдна и погружена в молчание. Царила полная тишина, прерываемая лишь их голосами и легкими всплесками. Катарина стояла в воде почти по грудь, и ее белые ноги и тело причудливо преломлялись в плавно колыхавшихся волнах. Тони подплыл к ней и, опустив ноги, чтобы встать, схватил ее руки в свои и поцеловал ей груди. Крепко притянув к себе ее прохладное тело, он поцеловал Кату в губы. Он почувствовал, как она слегка погрузилась в поддерживавшую ее воду, отдаваясь на волю волн, чтобы всплыть. Ее тело, почти совсем поднятое на поверхность едва вздымавшимся морем, весило не больше детского тела, и Тони легко поддерживал ее одной рукой. Божественное чувство прикосновения, разбуженное Эвелин, достигло своего апогея.
Катарина отстранилась от его поцелуя и, опустив ноги, снова встала.
Она прошептала, но с оттенком какого-то страха в голосе:
— Я хочу стать совсем твоей, но…
— Но что?
— О мой милый, мой милый!
— Что такое? Скажи мне! Тебе страшно?
— Страшно! Ты — сама нежность.
Она высвободила свою руку и отплыла на полшага от него.
— Тони, мой дорогой, я уж больше не девственница, и я хочу…
Прежде чем она успела закончить свою фразу, Тони ответил на ее страх самым щедрым, самым страстным поцелуем, каким он никогда еще никого не целовал.
Когда на церковных часах в этот вечер пробило одиннадцать хриплых ударов, Антони бесшумно подошел к комнате Катарины и, как она ему велела, тихо вошел, не постучавшись. Электрическая лампочка была обернута голубым шелковым платочком, так что комната тонула в таинственном, синеватом сумраке. Катарина, в легком шелковом халатике, сидела на краю постели. С непроизвольным жестом благоговения Тони опустился на колени и поцеловал ее руку и обнаженное колено. Но вместо того, чтобы заключить его в свои объятия, как Тони ожидал, она заставила его встать и, отстранив его от себя, испытующе посмотрела на него загадочным взглядом, в котором смешивалась глубокая страсть, мольба и легкое недоверие.
— Ты мне не ответил, когда я тебе что-то сказала сегодня днем.
Тони слабым жестом выразил свое изумление и огорчение.
— Я тебе ответил. Мой поцелуй, мое прикосновение означали, что это ничего не значит, что я люблю тебя.
Говоря так, он глубоко заглянул в ее глаза и увидел, как выражение недоверия постепенно исчезло с ее лица. Но Ката сказала: