Я оглянулся, положил свои иконы на скамью. Почесал голову, пригладил волосы. Несколько раз осторожно кашлянул.
Никого.
В стене за иконостасом была приоткрытая дверь. Там мог кто-то быть, но из памяти всплыло — то ли из интернета, то ли из книг, — что входить туда запрещено. Я вздохнул, потом поднял голову.
Церковь не только побелили. Небольшой кусок потолка под белым куполом был расписан, но сделать успели немного, почему-то бросили и даже леса убрали. Я пожалел — роспись была хоть и современной, но очень красивой, радостной, и в этот момент я понял, почему люди ходят в церковь. Здесь была надежда.
Я услышал шаги и обернулся.
На пороге церкви стоял батюшка. Пожилой, худенький, загорелый, с белой-белой бородой и яркими, как у молодого, синими глазами. Просто Гэндальф, подумал я.
— Здравствуйте… — начал я и осекся. Я не знал, как обращаться к священнослужителям.
Батюшка перекрестил меня и, улыбаясь, подошел ближе.
— Здравствуйте. Вы ко мне?
— Я иконы привез, — смущаясь, сказал я. — Может, они вам пригодятся? Не знаю, конечно, насколько они ценные…
— Ценность иконы — понятие мирское, — ответил батюшка. — Спасибо. — И благодарность его прозвучала искренне. — Многие миряне иконы чуть ли не выбрасывают.
Я подошел к скамье и взял иконы, вопросительно посмотрел на батюшку. Тот кивнул, указал рукой на выход, кивком приглашая проследовать за ним.
Мы прошли в небольшой домик за церковью. Как оказалось, там была церковная лавка, но почти пустая — только свечи, несколько маленьких современных икон — я видел такие в домах у верующих друзей, — и небольшой ящичек для пожертвований.
Батюшка показал мне на стол, я бережно положил иконы. Света в домике было достаточно, но батюшка зажег еще и электрическую лампочку.
— Посмотреть надо, — объяснил он. — Разное бывает, вдруг икона действительно ценная.
— А что тогда? — глупо спросил я.
— Решение принимать вам. Или подарите храму, или музею, или продать решите.
Мне стало совестно.
— Я вам их принес…
Батюшка улыбнулся, прошел за стойку прислужницы, что-то вынул из ящика — оказалось, лупу, вернулся к иконам и долго рассматривал их, потом выпрямился и обернулся ко мне.
— Прошлый век, — сказал он. — Девятнадцатый, конечно. Вы из какой деревни-то?
Я сказал.
— Там храма не было даже до революции.
— Они в доме были, не в храме, — пояснил я. — В углу висели. Сам дом пустой, там никто не жил уже очень давно. А тут вот, — я указал на икону Богоматери, — оклад отходит. Не знаете, почему?
Батюшка с интересом принялся изучать икону, попытался снять оклад. Как и у меня, ничего у него не вышло.
— Дерево рассохлось. Потому оклад неплотно держится. Это наш мастер поправит. Есть у меня хороший человек, сделает. Как вас зовут?
Я запоздало назвался.
— Я отец Сергий. Хорошие иконы. Дерево, липа, но — массовое производство. Да, не удивляйтесь, в девятнадцатом веке уже были иконные фабрики. Вот и метки есть, — он перевернул одну из икон и показал мне клеймо. — Может, вы чаю хотите? У меня хороший, монастырский, брат присылает. — Но тут же вернулся к делу. — Так что, оставляете иконы или подумать хотите?
Я не знал, что тут думать, поэтому просто пожал плечами.
— Оставляю, святой отец.
Отец Сергий засмеялся. Но не обидно, по-доброму, и я тоже улыбнулся ему в ответ.
— Если хотите по-церковному, по-православному, зовите меня «батюшка». А то вы ко мне как к Арамису. Ну, пойдемте.
Есть я безумно хотел. Баба Лиза накормила меня до отвала, но прогулка с Иваном затянулась, да и свежий воздух оказал воздействие. И все-таки мне было чертовски неудобно.
— Спасибо, свя… батюшка. Я сыт. — На этих словах я почувствовал себя героем. — Я только спросить хотел, может, вы знаете? Вы же давно тут… работаете?
— Служите, — поправил меня отец Сергий, но снова с улыбкой. — Не очень давно.
— Простите… но все равно, может, знаете? В войну эта церковь работ… открыта была?
— Была, — кивнул отец Сергий. — Она и не закрывалась, может быть, на несколько недель только. Редкость, но так и при советской власти случалось. А что?
Мы вышли из лавки. Солнце уже висело низко, день близился к вечеру, и стало немного прохладно и непривычно свежо. Я поежился.
— Я слышал, что здесь, в этих краях, была невероятно ценная икона, с очень богатым окладом. А в войну пропала. Причем о ней до того, как немецкие документы нашли, никто и не знал. — Я проговорил это вслух и понял, что история Ивана шита чистейшими белыми нитками. Настолько, что… а историк ли он вообще? — Может такое быть, батюшка?