— Возможно, — согласилась Эдвина. — Седрик ведь был отличным водителем. А причины его смерти никто даже не стал расследовать.
— И когда Лоуренс погиб тоже при весьма подозрительных обстоятельствах, вы подумали, что тут просматривается некая связь?
— Когда умер Седрик, я позвонила Дики Хоукинсу. Разумеется, он все отрицал, но мне почему-то показалось, что я все-таки права… сама не знаю почему.
— Значит, вы считаете, что Седрика, возможно, убили?
— Весь ужас в том, мистер Бэнкс, — ответила Эдвина, — что, когда имеешь дело с людьми этой профессии, невозможно что-то знать наверняка. А теперь прошу меня извинить. Очень устала. Спокойной ночи. — И она отключилась.
Бэнкс услышал, как Сарабет Тучек тихо поет «Мертворожденного», одну из самых любимых его песен. Выходит, дело Хардкасла — Сильберта и впрямь окончательно закрыто. Даже если погибли они из-за циничных экспериментов Дерека Ваймена, ничего не поделаешь. Ваймена упечь за решетку невозможно, перед законом он чист.
Никаких обвинений ему не предъявишь, и что бы ни думала Эдвина Сильберт, опровергнуть его показания тоже не выйдет. Однако чуял Бэнкс, что Ваймен темнит. То, что он разыграл в комнате для допросов, было придумано и продумано заранее. Ваймен попросту перехитрил их, загодя подготовил убедительную легенду. Хардкасл и Сильберт мертвы. Это Ваймен, нарочно или случайно, довел их до гибели, но разгуливает спокойненько на свободе.
Зато теперь, покончив с Вайменом, Бэнкс мог заняться и личными проблемами. София. Не может же эта ссора стать непреодолимой преградой на пути к их счастью. Бэнкс был уверен, что все еще можно исправить. Просто надо подождать, остынуть. Убедить Софию, что он не виноват в том, что взломали дверь. Можно даже рассказать ей о ходе дела и передать разговор с Берджессом. Ну и подарок какой-нибудь припасти, это уж точно не помешает. Не диск, а что-нибудь необычное. Экспонат для ее «коллекции». Конечно, милых ее сердцу вещиц уже не вернуть, но он мог бы предложить взамен что-то новенькое. Сей артефакт со временем обрастет своей собственной историей, станет частью традиции. Найти бы только что-то стоящее! Тогда София убедится, что он понимает, как горька ее утрата, и не считает ее барахольщицей. Бэнкс действительно думал, что он понимает ее. Во всяком случае, это хоть какой-то план.
Спустя час, когда Бэнкс сменил альбом Тучек на диск Шарлин Мари Маршалл, который начался с невыносимо грустной и медленной аранжировки роллинг-стоунзовского хита «Нет мне удовлетворения», зазвонил телефон. Подняв трубку, он не сразу узнал голос.
— Алан? — произнес мужчина.
— Да.
— Это Виктор, Виктор Мортон. Отец Софии. Как у вас дела?
— Нормально. Что-нибудь случилось? Я могу вам помочь?
— Можешь. Для начала объясни, что, черт возьми, происходит?
У Бэнкса сердце ушло в пятки. Господи, неужели София рассказала отцу про взлом? И Виктор тоже теперь будет винить в этом Бэнкса?
— Что вы имеете в виду? — облизав пересохшие губы, спросил Бэнкс.
— Вчера у меня состоялся чрезвычайно занятный разговор с одним моим старым коллегой, — продолжил Виктор. — Мы случайно столкнулись на улице, и он предложил вместе выпить. Удивительное совпадение.
— Как его зовут?
— Это совершенно не важно. Мы когда-то встречались в Бонне. Он мне никогда не нравился. Я всегда подозревал, что он вроде тех… хм, вроде того человека, о котором мы говорили с тобой недавно.
— Вроде Сильберта? Шпиона?
— Тебе обязательно произносить это вслух? Так, чтобы все слышали?
— Это уже не важно. Дело закрыто. Как выяснилось, Хардкасл подозревал Сильберта в измене и нанял знакомого, чтобы тот добыл улики. Официальная версия, так сказать. В конечном итоге оба погибли из-за чудовищной ревности. Вот и все. Вывод таков.
— Хорошо бы это сказали и моему коллеге.
— А в чем дело?
— Сначала мы весьма мило общались — повспоминали старые добрые времена, обсуждали пенсию и все прочее, а потом он начал расспрашивать меня о тебе. Считаю ли я тебя хорошим детективом, как отношусь к тому, что ты встречаешься с моей дочкой.
— И что?
— Алан, я не люблю, когда меня допрашивают. Я ему ничего не сказал. Тогда он кардинально сменил тему и принялся разглагольствовать о том, как много сейчас везде консульств и посольств и как волей-неволей иногда доходят странные обрывки сведений, фрагменты головоломок, в общем, то, о чем все нормальные люди стараются забыть. Я ему только поддакивал. Потом он спросил, не знаком ли мне некий Дерек Ваймен. Я сказал, что нет. А ты его знаешь?