— А он симпатичный, — задумчиво произнесла София, глядя вслед уходящему Ваймену.
— Ты шутишь! Он носит серьгу в одном ухе, а на шею повязывает красную бандану!
— Ну и что…
— У него нет ни капли вкуса.
— Это точно. — Она взглянула на Бэнкса: — А ты считаешь, что он в чем-то замешан? Он что, убийца?
— Это вряд ли, — покачал головой Бэнкс. — Но не удивлюсь, если выяснится, что он в чем-то замешан.
— В чем? Дело же вроде как закрыли. Ты сам сказал, что тебя совершенно зря вытащили из Лондона, помнишь?
— Это мое начальство так говорит, — поправил ее Бэнкс. — Выдают желаемое за действительное. Вот только я не уверен, что в этом деле все так просто.
— Ну а каково официальное решение?
— Дело закрыто.
— Вот и славно. Будем надеяться, что ничего не изменится, — сказала София.
Прозвенел звонок, возвещающий конец антракта. Бэнкс и София допили вино и направились обратно в зал.
— Есть в твоем новом шкафу для дисков какая-то странность, — сказала София, сидя на диване в гостиной Бэнкса. А сам Бэнкс выбирал альбом, соответствовавший позднему часу и настроению, навеянному страданиями злосчастного Отелло.
У них с Софией было правило: когда она приходила в гости, музыку выбирал он, и наоборот. Пока это устраивало обоих. Бэнксу нравились пристрастия Софии, за время их романа он узнал много новых групп и исполнителей. Однако она была довольно привередливой меломанкой, и Бэнкс уже уяснил, что при ней не стоит включать Ричарда Хоули, Дилана, оперных певцов или фолк. Впрочем, иногда и София с удовольствием ходила на выступления местных фолк-групп в театре. Говорила, что любит экспериментальную, необычную музыку, но с удовольствием слушала музыку шестидесятых годов и почти всю классику. Софии нравились и Колтрейн, Майлс, Монк, Билл Эванс, так что, как правило, выбор диска не вызывал у Бэнкса долгих раздумий.
В конечном итоге он остановился на альбоме «Что я видел сегодня» рок-группы «Мэззи Стар». София никак не отреагировала, значит, музыка пришлась ей по вкусу.
— А, книжный шкаф, — он усмехнулся. — Я там все перепутал. Видишь верхушку? Я прибил ее не той стороной, а потом не смог отодрать чертову фанеру, был риск сломать, вот и решил оставить все как есть. Думал ее покрасить, но все руки никак не дойдут.
София прыснула в кулак.
— Чего это ты?
— Просто представила, как ты ползаешь тут на коленях с гаечным ключом в руках и изрыгаешь потоки проклятий, — улыбнулась она.
— Ага. Мистер Броун застал меня именно в таком виде.
— Этот твой загадочный незнакомец?
— Он самый.
— Да выкинь ты его из головы. Едва ли вы с ним еще когда-нибудь увидитесь. У тебя ведь полно работы с настоящими преступниками. Не все же гоняться за призраками и шпионами, а?
— Работы полно, — согласился Бэнкс, вспомнив про покушение в Истсайд-Истейте. — Проблема в том, что большинство этих моих преступников — малолетки. Лучше не будем об этом. Как тебе вечер?
— Чудесно. Но он ведь еще не кончился?
— Нет, конечно, — наклонившись, Бэнкс поцеловал ее.
Поняв, куда он клонит, София покачала пустым бокалом.
— Налей-ка мне еще «Вальполичеллы», — попросила она. — А потом пойдем в кроватку.
Бэнкс наполнил ее бокал из бутылки, стоявшей на журнальном столике.
— А ты есть не хочешь? — спросил он, протягивая ей вино.
— У тебя небось, кроме остатков куриного рагу «чау-мейн» из китайской забегаловки, ничего и нет.
— Есть хороший бри, — возразил Бэнкс. — И кусок деревенского чеддера, хорошего, выдержанного.
— Нет, спасибо, — отказалась София. — Уже слишком поздно для сыра. — София убрала с лица прядь волос. — Я все думаю о спектакле.
— А чего с ним такое? — удивился Бэнкс, наполнив свой бокал и устроившись рядом с Софией.
— Как думаешь, он вообще о чем? — повернувшись к нему, спросила она.
— Ну, как. Ревность, предательство, зависть, жадность, похоть, месть, амбиции. Обычный шекспировский набор. Все оттенки тьмы.
— Нет, — покачала головой Софией. — Конечно, там и это все есть, но ведь самое главное — подтекст. Другой уровень смыслов.
— Для меня это чересчур мудрено.
— Не прибедняйся. — Она шлепнула его по колену. — Ты только послушай. Помнишь, как в самом начале Яго и Родриго будят отца Дездемоны и рассказывают ему, что там происходит?
— Да, — кивнул Бэнкс.
— Ты никогда не обращал внимания, какими выражениями пользуется Яго?
— Ну, он очень груб, как и подобает солдату К тому же еще и расист — он там говорит что-то про черного барана, который кроет белую овцу, изображая чудище с двумя спинами. Кстати, об этом…