Вы пьете пиво с ребятами, несмотря на общий приказ № 1, запрещающий употребление алкоголя. Глотаете таблетки, которые армия дала вам от тревоги, депрессии, боли, и чтобы помочь отдохнуть. Вокруг вас разносится храп тех счастливчиков, которые могут спать. Вы видите, какие муки они испытывают, когда лежат, дергаясь и рыча, убивая кого-то, где-то, или просто пытаясь пережить кошмары. Остальные сотрудники группы — те, кто не может уснуть, — кричат и вопят, играя на игровых приставках или в какую-нибудь другую игру.
Снаружи доносится гул прилетающих и улетающих вертолетов, лязг танковых гусениц и рев дизелей других машин — звуки заглушаются стенами дома, но присутствуют постоянно. Вы лежите на своей койке и таращитесь в потолок или в дно койки сверху, заново перебирая в памяти все те ужасные вещи, которые вы видели, слышали и делали. Подросток, задыхающийся в своей постели, с кровавой пеной на губах, с глазами, полными паники; женщина со своим ребенком, рыдающие над изрешеченным пулями телом мужа и отца. Вы снова смотрите в умирающие глаза человека, которого убили много лет назад. Свежая и запекшаяся кровь ваших врагов и друзей на вашем лице и руках. От видений, звуков, ощущений и вони войны никуда ни спрятаться, ни скрыться.
Если вы достаточно измотаны, и вам повезло, если вас не выкинуло из кровати взрывом бомбы или ракеты, то вам удается заснуть на несколько часов. Работа превратила вас в ночного хищника, который охотится ночью, а днем отдыхает.
Когда вы встаете, то не чувствуете себя освеженным. Вы просто физически способны продолжать и делать все заново. Час за часом. Операция за операцией. День за днем. Неделя за неделей. Месяц за месяцем.
Девяносто дней. С неумолимой неотвратимостью, один за другим. Боевых выходов столько, что все они складываются в одно гигантское дерьмовое воспоминание, и настолько переплетаются в вашей голове, что вы не в состоянии сказать, где у них начало и где конец; и если уж на то пошло, в какой день они произошли или в каком году. Вы даже не знаете, что произошло первым. Это жизнь, которая летит на быстрых, жестоких американских горках, которые не останавливаются, чтобы отпустить вас, пока вы не поймаете пулю или какой-нибудь необразованный террорист с безумными глазами не выбьет вас из колеи. Или вы сами не прыгнете и не покончите с этим.
Не поймите меня неправильно. Я не жалуюсь. Я подписался на это, стал добровольцем. На самом деле, я был добровольцем четыре раза — в сухопутных войсках, в парашютной школе, в армейском спецназе и в Подразделении. Я достиг предела своих физических, эмоциональных и психологических возможностей, чтобы пройти отбор и Курс боевой подготовки операторов, когда 95 процентов тех, кто начинал, не дошли до конца, потому что мне хотелось этого больше всего на свете. И каждый день с тех пор я боролся за то, чтобы доказать, что я все еще принадлежу к этой элитной группе.
Я делал это, потому что любил свою страну. Я хотел защитить свою семью, своих друзей, американских граждан и других невинных людей в мире от бандитов и тиранов, убийц и террористов. Я верил, что сражаюсь для того, чтобы этого не пришлось делать другим и они могли спокойно спать по ночам в своих постелях. Я верил, что нахожусь в Ираке, чтобы принести людям свободу и защитить их от терроризма — терроризма, с которым мы будем бороться у себя дома, если не остановим его там. Я делал это для того, чтобы тем, кому не хотелось этого делать, и не пришлось этим заниматься.
Честно говоря, в моей работе было много такого, что мне нравилось. Мне нравилось быть лучшим в том, в чем мало кто мог сравниться с другими людьми в мире. Мне нравилось чувствовать себя полезным и ощущать, что то, что я делаю, имеет значение для всего мира. Мне нравилось быть воином, который не столько убивает, сколько защищает.
Больше всего я любил ребят, с которыми работал в Подразделении. Во всяком случае, большинство из них. Они были моими братьями, моим племенем, с узами сильнее крови.
Нет, я не жалуюсь. Я просто пытаюсь объяснить, почему не является тайной тот факт, что парни возвращались травмированными и израненными до глубины души. Но большинство, включая в то время и меня, не могут в этом признаться, поскольку это считалось бы слабостью. Когда-нибудь, много лет спустя, именно за ними я буду присматривать, именно им больше всего нужна будет помощь. Тихим, но по всему сильным людям.
На обратном пути в Штаты я думал о Валгалле, мифическом скандинавском рае для воинов. Мы использовали фразу «Тиль Валгалла», чтобы настроиться на битву, как будто это должно было заставить нас чувствовать себя лучше, что если мы не вернемся, то встретимся там снова. Потом мы снова будем сражаться весь день, умирать славными смертями и снова подниматься на закате, чтобы пировать и пить медовуху в большом зале. Вроде того, как в детстве я играл с друзьями в войнушку, а потом меня звали домой на ужин. Только в роли взрослого солдата, когда ты умирал, ты оставался мертвым.