Сначала я колебался. Готов ли я публично говорить о своих недостатках? И что я могу предложить, кроме того, что сам являюсь сломленным солдатом с проблемами? Чем моя история может помочь?
Хотя мы обсуждали возможность того, что я буду выступать с лекциями, чтобы повысить осведомленность о ПТС, было неясно, как и с чего начинать. Мы думали, что если я готов признать, что нуждаюсь в помощи — бывший оператор спецназа первого уровня из Подразделения, — то другие ветераны, страдающие от ПТС, поймут, что обращаться за помощью можно. Но я надеялся начать свои выступления со средних школ или чего-то подобного, где, если я облажаюсь, ничего страшного не произойдет.
Выходить лицом к лицу с политиками и их сотрудниками и просить их поддержать законопроект Национального альянса по борьбе с психическими заболеваниями о биомаркерах было страшно. Что, если я всех подведу? Готов ли я публично говорить о своих проблемах, да еще на таком уровне?
Но несмотря на свои страхи и сомнения, я сказал, что сделаю это. Это была слишком хорошая возможность на слишком большой сцене, чтобы упустить ее. Мне нужно было просто смириться и сделать все, что в моих силах.
По мере приближения дня выступления я все больше нервничал, особенно после встречи с бывшим конгрессменом из Канзаса на сборе средств. Я рассказал ему о нашем предстоящем визите в Вашингтон, но он предупредил меня «не ожидать теплого приема или чего-либо подобного», добавив, что они будут сердечны, но из этого ничего не выйдет.
— В Вашингтоне все происходит слишком медленно.
К счастью, наш прием оказался отнюдь не прохладным. Первый день прошел в беготне от офиса Конгресса к офису Сената вместе с Эмили и Мэттом Кунцем, который работал с сенатором Джоном Тестером, демократом от штата Монтана и активным сторонником проблем ветеранов.
В основном мы встречались с сотрудниками офисов Конгресса и Сената, которые, как заверила нас Эмили, были теми, кого нам нужно было убедить, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Именно они будут составлять рекомендации по бюджету и законодательству, чтобы положить их на стол начальству. Несколько политиков пожали нам руки, выходя из кабинета, со словами: «Мы сделаем все возможное, чтобы изменить ситуацию». Некоторые даже говорили: «Мы никогда раньше не встречались с супругами». Нас с Джен это шокировало.
Я был впечатлен этими яркими молодыми людьми и обнаружил, что многие из них — бывшие военные. Когда я рассказывал о своем опыте, они многозначительно кивали головами, и я знал, что это происходит от искреннего понимания. Я гордился ими за то, что они взяли на вооружение свои лидерские качества и продолжают служить своей стране в Вашингтоне.
Самый теплый прием был оказан нам сенатором Пэтти Мюррей, демократом от штата Вашингтон. Она была необычайно внимательна, когда я рассказывал о том, чего мы пытаемся достичь, но при этом очень сочувствовала. Я не ожидал от нее такого.
Когда я дошел до попытки самоубийства и начал расклеиваться, она поняла, что мне нужен перерыв, чтобы собраться с силами. Она повернулась к Джен и потянулась через стол, чтобы взять ее за руку.
— А теперь расскажите мне вашу историю, — сказала она, когда они с Джен взялись за руки.
Джен рассказала ей «нашу» историю и поведала о нуждах семей и супругов. Когда она закончила, на лице сенатора Мюррей появилось выражение решимости.
— Обязательно что-то придумаем, — произнесла она.
К тому времени, когда мы закончили бегать от кабинета к кабинету, мы были измотаны, но приятно удивлены тем, сколько интереса и времени уделил нам каждый человек. Но это были политики, которых Национальный альянс по борьбе с психическими заболеваниями уже определил, как восприимчивых к проблемам ветеранов. Если мы хотели чего-то добиться, нам нужно было убедить других, и нашим шансом сделать это были переговоры, которые Эмили назначила в зале для слушаний в здании Капитолия.
Теперь, когда этот момент почти наступил, я не знал, готов ли я. Мы с Джен снова и снова репетировали наши речи на протяжении нескольких недель, предшествующих этому событию, но в тот вечер, идя по улице от нашего отеля к небольшому винному бару, чтобы перекусить и расслабиться, я едва мог говорить. Я нервничал, но понимал, что бездействие было именно тем, что убивало ветеранов с частотой более двадцати в день. Мы сделаем это для них.
Пока мы говорили о важности события, которое должно было произойти на следующее утро, Джен взяла меня за руку.