После трех дней пеших маршей с инструкторами мы провели еще восемь дней, таская рюкзаки милю за милей по горам самостоятельно. Нам указывали место назначения, но не говорили, сколько времени у нас есть, чтобы добраться до него. Для меня это означало, что нужно идти как можно дольше и стараться изо всех сил, или же рисковать не уложиться в срок. Я боялся, что меня посадят в грузовик, который стоял у «другой» казармы — той, из которой никто не возвращался.
Шли дни, и обычные армейские правила и распорядки дня стали уступать место более свободному образу несения службы в Подразделении, который первоначально меня и привлек. Однако от кандидатов все больше и больше требовалось быть там, где нужно, и делать то, что нужно, без дополнительных указаний.
Медосмотр проводился каждое утро. От процесса отбора никого не отрывали, если только его недомогание не становилось опасным для жизни. Однако кандидатам сообщали об их физическом состоянии, а затем позволяли выбрать, стóит ли продолжать или нет.
Если у кого-то явно имелась серьезная травма, его спрашивали, не нужно ли ему обратиться к медику. Но если кандидат отвечал: «Мне это зачтется как время?», то единственным ответом было повторение вопроса: «Хотите ли вы видеть медика?». За кулисами разрабатывались планы по обеспечению безопасности кандидата, но начать разговор должен был он сам.
Каждый день на этапе обучения кандидатов становилось меньше, чем накануне. Некоторых снимали из-за травм, но большинство просто уходило, подойдя к инструктору и объявив:
— Я хочу уйти добровольно.
В Подразделении был свой способ сигнализировать о постоянно уменьшающемся количестве кандидатов. Начиная с первого дня в классе было столько стульев, сколько было кандидатов. Не больше и не меньше. Если кто-то уходил добровольно или отстранялся от отбора из-за травмы или из-за того, что не успевал завершить марш-бросок за требуемое время, он уходил, а на следующее утро его стул убирали из комнаты. О проценте отсева ходили только слухи, однако командиры Подразделения никогда не говорили об этом и не стремились к определенной величине. Кандидат в Подразделение либо попадал, либо не попадал, основываясь на своей физической выносливости и психологической устойчивости, способности достигать целей, используя минимальный объем информации, а также при условии своевременного и профессионального выполнения задач в сложных и суровых условиях.
Оглядывая других парней, которые шли вместе со мной, я заметил, что все они были на целую ступень выше тех, кого я видел в других армейских частях, даже в спецназе. Некоторые из них выглядели как суперсолдаты — внушительные грубияны, но многие были похожи на меня — не особо впечатляющие физически, но крепкие.
На самом деле, казалось, что наибольшие трудности испытывали и быстрее всего уходили люди с двумя типами телосложения, — это крупные культуристы и самые маленькие кандидаты. Им приходилось либо таскать вместе с рюкзаками вверх и вниз по горам большой вес своего собственного тела, либо бороться со слишком большим весом по сравнению со своими размерами.
Я видел, как одни из самых выносливых людей на планете добровольно уходили и со слезами на глазах возвращались на свои родные базы. Я знал, что они вернутся в свои подразделения все такими же превосходными солдатами, но боль от неудачи в чем-то столь важном для сердца воина оставалась глубокой. Утром в классе не будет хватать их стула. Я же твердо решил, что, когда отбор закончится, мой стул останется.
Как только закончился этап обучения, начались физические испытания. Этот этап был призван проверить все, чему нас научили, а также наши физические возможности. Нам снова предстояло пробиваться вверх и вниз по горам Западной Вирджинии с увесистыми рюкзаками, но на этот раз с дополнительной нагрузкой — нести семифунтовую, окрашенную в оранжевый цвет винтовку без ремня, используя при этом свои навыки ориентирования на местности, чтобы добраться до нескольких контрольных пунктов.
Разница между этими маршами и теми, которые мы совершали на этапе обучения, заключалась в том, что здесь больше не будет взаимодействия, советов или помощи со стороны инструкторов. Мы также не возвращались в казармы каждую ночь, чтобы принять душ и поспать на койках.
Вместо этого кандидаты ночевали на горе с тем, что принесли с собой для обустройства лагеря и сна. Единственным признаком цивилизации была колея грунтовой дороги, которая шла по склонам. Каждый вечер после марша нужно было принести, распаковать и разложить все вещи — от палаток до спальных мешков. А утром кандидаты должны были собрать все обратно и погрузить в грузовик, чтобы отвезти в новую точку старта. Вечером грузовик снова прибывал в базовый лагерь с сумками оставшихся кандидатов.