С другой стороны, сомалийцы стреляли вслепую в темноте по нашим позициям и надеялись на удачу. Им было все равно, в кого попадать — в друга или врага, — и у них было больше боеприпасов.
Но вне зависимости от правил ведения боя, были моменты, когда вражеская стрельба усиливалась до такой степени, что нам приходилось открывать беглый огонь в темноту, чтобы подавить атакующих, иначе нас могли задавить. Затем снова все затихало.
Во время одного затишья между перестрелками мы с Джейком лежали во дворе, охраняя подступы с запада, когда услышали разговор двух человек, стоявших на улице между нами и группой C-2-F, располагавшейся на противоположной стороне улицы. Мы быстро поняли, что люди говорят по-сомалийски, но не знали, как они оказались у нас за спиной и, видимо, прошли мимо рейнджеров и других операторов, которые должны были прикрывать наши спины.
Стрелять по ним мы не могли из опасения задеть наших товарищей в доме напротив, и пришлось ждать, пока они не выйдут на открытое пространство. Тогда Джейк осветил их фонарем. Удивленные люди застыли на месте. Это были явно бойцы с висящими на плечах автоматами АК-47. В этот момент, стоя в ярком белом свете, они напоминали оленей, выхваченных в темноте фарами автомобилей.
«Ты облажался», — подумал я, прежде чем выстрелить в них. Один из людей упал на улице, другой скрылся за углом, но я был уверен, что в него тоже попали.
Стрельба, похоже, разбудила остальных ополченцев, которые возобновили бешеную стрельбу из автоматов и РПГ. К счастью, их прицеливание навскидку было торопливым и не очень хорошим, так что гранаты, прежде чем взорваться, улетали в небо или мимо нас в город.
С каждым часом обстановка становилась все более отчаянной. У нас заканчивались боеприпасы, а теперь еще недоставало и воды с едой. Нехватка патронов — это уже плохо, но обезвоживание в бою приводит к головокружению, судорогам и вялости, а это совсем не хорошо, когда мы сражаемся за свою жизнь. Нам нужно было пополнить запасы. Если нам нечем будет стрелять, мы рисковали быть настигнутыми и уничтоженными.
Находившееся в ангаре командование Подразделения работало над тем, чтобы доставить нам припасы. Наконец был отправлен вертолет «Черный ястреб» с боеприпасами, водой и медикаментами.
Зависнув в темноте как можно ниже над улицей между расположением групп «G» и «F», экипаж вертолета вытолкнул припасы из дверей на улицу. Ящики с боеприпасами выдержали, но некоторые пятигаллоновые канистры с водой разбились при падении.
Внезапно кто-то на втором этаже дома, расположенного рядом с тем, в котором сидел я, и прямо под вертолетом, начал стрелять. Снайпер подразделения по имени Джеймс, находившийся в вертолете, был ранен пулей в лицо.
Сначала все были ошеломлены. Враг был совсем рядом, и никто об этом не знает? Но мы быстро среагировали и градом огня заставили вражеского стрелка замолчать, а летчик находился на позиции, пока не выгрузил весь груз.
Теперь кто-то должен был выйти в темноту, найти припасы и принести их обратно. И снова Пит решил, что этим человеком буду я. Это было логично: я был молод, не ранен, да и к тому же являлся одним из самых быстрых бегунов в группе. Но все равно восторга от этого я не испытывал.
Итак, я снова оказался на пыльной, темной улице, разыскивая на руках и коленях ящики с боеприпасами и воду. Зависший вертолет, конечно же, привлек огонь противника. Хотя они не могли видеть, чтобы хорошо прицелится, это не мешало им вслепую стрелять по улице в надежде на удачу, если там окажется какой-нибудь американец.
Пошарив в темноте, я нашел припасы. Их было слишком много, чтобы забрать все сразу, и мне потребовалось три захода, чтобы все это унести. Я уж было начал расслабляться, когда Пит сказал, что это еще не все.
— Группе через дорогу нужна вода, — заявил он.
Я понял, что это значит, и снова встал, в сердцах подумав: «К черту!». Ни за что на свете мне не хотелось снова выходить на темную улицу, где свистели пули, а вокруг ползало неизвестно сколько сомалийцев, которые только и ждали возможности перерезать мне горло. Но, схватив две пятигаллонные канистры, я отправился в путь.
Дойдя до дома на противоположной стороне улицы, я столкнулся с другой проблемой — я не мог просто забежать в темное здание, не рискуя попасть под пули своих же ребят.
— Орел, орел! — закричал я, входя в дверь, и молился, чтобы какой-нибудь рейнджер с нервными пальцами не снес меня, не распознав пароль.