Она вновь замерла, настороженно прислушиваясь, и не услышала ни единого шороха, ни единого звука, только за бортом раздался всплеск большой рыбы, выпрыгнувшей из воды за комаром. Дели взглянула в окно, вода была почти черная, значит, луна вновь зашла за облака. И в этой оглушительной тишине, казалось, прямо за дверью, раздался истошный вопль Гордона, сковавший Дели холодом ужаса.
— Он женат, Джесси, ты слышишь?! Твой Омар женат! Ты зря надеешься на что-то!
Дели хотела броситься к дверям и в изумлении поняла, что ноги совершенно не двигаются — она не могла сделать и двух шагов!
— Ну и что, я знаю!.. Я знаю… Зачем кричать об этом на весь свет? — раздался тихий мелодичный голос Джесси.
Она неслышно подошла к нему, пробравшись между машин, стоявших на палубе, и сейчас смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она уже переоделась в светлое клетчатое платье Мэг, и белое пятно ее платья сейчас, словно призрак, висело в воздухе на брезентовом черном фоне.
Ночь была беззвездной, луна расплывчатым бледным пятном едва пробивалась сквозь свинцово-серые облака.
— Знаешь? — изумился Гордон, глядя на ее совершенно темные черты лица, на котором, казалось, сами собой светились большие глаза.
— Да, знаю… Ну и что?
Максимилиан влетел в каюту и крепко обнял Дели, прижав ее щеку к своей шее; она от этого крика, от ужаса так и не могла сойти с места.
— Дели, все улажено, все в порядке, тебе не о чем беспокоиться, — сказал он своим низким, хрипловатым голосом, глядя в потолок каюты.
— А это что? Что с ним? — прошептала Дели. — Что с Гордоном?!
— Все в порядке! Я же говорю! Вот увидишь, завтра утром все будет прекраснее, чем прежде, ничего не случилось, я тебя уверяю. Мы спокойно можем ехать хоть на край света. А это… — Максимилиан прислушался, но все было объято молчанием. — Это молодость резвится, ну неужели не понимаешь? — проворковал он и поцеловал Дели в щеку.
4
Ужас этой ночи миновал.
Светлая утренняя полоска зари над длинным забором фабрики Шереров становилась все светлее, а розовые и голубые утренние оттенки приобретали все большую насыщенность и яркость. Над водой стелился густой туман. С противоположного берега послышались трели тростниковой птицы.
Солнце всходило.
Все вокруг замерло, словно не хотело просыпаться, и природа, казалось, сонно прислушивалась к легкому, все усиливающемуся шуму, который рос и ширился, — это начал просыпаться Маннум. Над фабричной трубой появился синеватый дымок, который уходил прямо в высокое темно-синее небо.
Дели проснулась, осторожно высвободилась из объятий Максимилиана и, босая, выбежала на палубу. Обнаружив на палубе спящего Гордона и увидев, что он равномерно дышит, чуть посапывая носом, — ну точно как в детстве! — она немного постояла над ним и улыбнулась: Гордон — она, оказывается, совсем его не знает.
Взгляд Дели приковала восхитительная картина утра. Она последнее время очень мало спала, но чувствовала, что чем меньше спит, тем более бодрой и жизнерадостной себя чувствует.
Туман над рекой стал колебаться и таять. Послышалось громкое хлопанье крыльев — это флотилия пеликанов снялась с тихой заводи противоположного берега и тяжело взмыла в воздух, взбивая легкие клубы тающего тумана. Птицы низко пролетели над пароходом и устремились над речной гладью вверх по течению.
Остатки страхов позднего вечера окончательно растаяли, словно духи, вившиеся вокруг корабля в «Старом моряке» Кольриджа, — увидев первый луч солнца, потеряли свою силу и отдали власть над людьми живительным солнечным лучам.
Дели все стояла на палубе, чувствуя, что немного мерзнут ее босые ноги от сыроватых досок, остывших за ночь.
«Как бы он не замерз, мой маленький, — подумала Дели, глядя на посапывающего Гордона, и нахмурилась. — Да, мой маленький Гордон, оказывается, совсем большой…»
Остается положиться на Всевышнего, на эти яркие утренние лучи, что за время ее отсутствия ничего не случится, по крайней мере не случится ничего более страшного. Она ведь оставляла пароход, и не раз, уезжая к Аластеру вместе с Мэг и без нее, но тогда дети были… не такие взрослые.
Дели усмехнулась: чем старше дети, тем страшнее их оставлять одних! Нет, это абсурд! Так не должно быть. Если они взрослые, в чем ее постоянно убеждает Максимилиан, то пусть сами отвечают за себя, и точка! А она едет в Мельбурн и ни малейшего угрызения совести обнаружить в себе не должна.
Ее мысли застыли. Она вдруг поняла, что ей действительно хочется в Мельбурн, но совсем не из-за того, чтобы проводить Максимилиана на корабль, который унесет его в Англию; и даже не для того, чтобы сходить в галерею; и не для того, чтобы встретиться со своей старой подругой Имоджин, с которой она жила в одной маленькой комнатке, что они вдвоем снимали у хозяйки, — в этой комнатке они впервые были с Брентоном близки, выгнав Имоджин и ее очередного друга Элби на улицу, — нет, не из-за всего этого!