Какая участливая эта Салли — ей все интересно. Слава Иисусу, в этой больнице есть хоть одна веселая и добрая медсестра…
А она красивая. Зачем она коротко постриглась? Конечно, это модно. Она живет в городе и следит за модой, не что я — плаваю по реке вниз-вверх, везде и нигде…
Золотые кудри! Почему я не блондинка! Светловолосая девушка похожа на ангела, такой любой залюбуется. Не то что я — этакий смуглый курносый черт, и волосы у меня темные и жесткие, и улыбаться вот так мило я в жизни не научусь!..
«Однако он долго не просыпается», — с тревогой подумала Мэг и, оборвав свой рассказ на полуслове, спросила Салли:
— Как ты считаешь, не слишком ли он долго спит?
Салли бросила взгляд в сторону кровати и весело махнула рукой:
— Нет, что ты, после наркоза всегда долго спят… Ты правда с ним не знакома, честно?
— Честно. — Мэг недоуменно пожала плечами, она не понимала, зачем ей врать.
— Замечательно! — изумилась Салли. — Никогда бы не подумала, что можно вот так ухаживать за незнакомым человеком.
— Какая разница, знакомы мы или нет. Это мой долг. Я же все-таки медсестра.
— Но ты не работаешь медсестрой. — Салли удивленно округлила глаза, недоумевая, как можно не понимать таких простых вещей. — Тебе за это не платят деньги! Хотя… Знаешь, от дотошности нашей Инфлюэнцы все-таки бывает польза. В деньгах она жутко щепетильна. Держу пари, она уверена, что это твой жених, но жалованье тебе выпишут…
Мэг не успела ответить, в палату вошел врач.
Молодой высокий, черноволосый, черты лица безупречные, как у древнегреческих богов, но глаза чуть насмешливо прищурены. И вежливая улыбка.
— Ну как наш пациент? Все еще спит? — Врач склонился над больным. — Нет, это не годится. Разбудите его, поговорите с ним, — обратился он к Мэг, — а я приду через полчаса.
Он повернулся к Салли:
— Зайдите сейчас ко мне. Надо подготовиться к вечернему обходу.
— Да, доктор Лейкарт, — скромно потупившись, сказала Салли, а когда врач вышел, добавила, подмигнув Мэг: — Вообще-то я зову его Джеймс. Но не на людях, конечно. Я зайду к тебе, поговорим еще.
Салли помахала рукой и скрылась за дверью.
Мэг подошла к кровати.
«Он вроде и некрасив, но все-таки… Как это бывает, что человек красивый и некрасивый одновременно?
Он чем-то похож на Гарри…
Да нет же, только раздвоенный подбородок, но скулы у него шире, и весь он как-то крепче. А в лице Гарри была капризность, будто он хоть и воевал, но не повзрослел на самом деле… Почему я их сравниваю? Наверное, наслушалась этих дурацких разговоров про то, что он мой жених. Его надо разбудить, и немедля, как сказал доктор».
Она наклонилась над больным, дотронулась до его лба, сказала: «Проснитесь». Несколько раз, негромко, ласково и настойчиво.
И он открыл глаза. Посмотрел на нее, улыбнулся и вновь закрыл.
— Нет-нет, так нечестно. Ну-ка просыпайтесь…
Он вновь открыл глаза и наконец проснулся по-настоящему. Приподнялся на подушке.
— Лежите, пожалуйста, не поднимайтесь, вам надо лежать.
— Хорошо, красавица. — Он улыбнулся и послушно улегся обратно.
— Кстати, меня зовут Мэг. А вот вы назвали врачам только свою фамилию, так что я до сих пор не знаю вашего имени…
— Огден. А твое имя, красавица, я услышал еще там, на шлюзе. И хоть соображал плохо, запомнил, как все звали тебя: «Мэг! Мэг!»
Затем он стал расспрашивать ее, сделали ли ему операцию и будет ли она за ним ухаживать и дальше. Получив утвердительные ответы, вдруг задумался, а потом, долгим взглядом посмотрев на Мэг, сказал:
— Знаешь, а мне ведь что-то снилось.
— Такое бывает. Но обычно после хлороформа спят без сновидений.
— А у меня было сновидение. Да, теперь я вспомнил, — произнес он медленно и улыбнулся, вновь посмотрев на нее. — Я же видел тебя.
Мэг почувствовала, что краснеет.
— Вам, наверное, показалось, что это сон, когда я вас будила и вы в первый раз открыли глаза.
— Может, и так, — тихо сказал он.
Потом зашел доктор Лейкарт, осмотрел Огдена и, вызвав Мэг в коридор, сказал, что операция прошла успешно, но возможны осложнения, есть опасность гангрены. У Мэг перехватило горло и внутри стало холодно, но она слушала спокойно, как подобает настоящей медсестре.
Всю ночь Мэг дежурила у изголовья Огдена. Она не чувствовала усталости, ее не клонило ко сну. Сидела неподвижно, в напряженном оцепенении, ни о чем не думая — лишь слушая и наблюдая.