Почта в Марри-Бридж теперь была для нее тонкой связующей нитью между ней и родственником Максимилиана — Бертом.
Он добился своего. Берт удержал ее от необдуманного путешествия в Лондон, не более того.
Он добился своего: ну и что? Пусть у нее появилось желание писать, пусть она и делает сейчас почти каждый вечер по три-четыре акварельных наброска — что из того?
Он добился своего: да, она, кажется, влюблена в него — ну и что?
Влюблена — и что дальше?!
В ней поселилась сладкая тоска и точащее, словно червь яблоко, желание видеть его — и это невозможно! Чтобы спрятаться от этой тоски, Дели хотела как можно больше работать, круглые сутки стоять у штурвала, беспрерывно мотаясь из конца в конец по маленьким речушкам Муррейского бассейна; но желание видеть его медленно, но неотступно нарастало и нарастало. И с каждым днем так же медленно, но непреклонно росло сожаление о том, что она ночью, убежав от Максимилиана, все-таки не переступила ту черту — не бросилась в его объятия в его мастерской. А ведь ее отделял всего лишь какой-то короткий ночной звонок; всего лишь нужно было сказать в такси: «Пожалуйста, Берт Крайтон, известный скульптор, отвезите к его дому», — вот и все!
Она так и не смогла… Какими глазами она смотрела бы на Максимилиана, на детей, как бы она смогла им объяснить, что именно Берт, как это ни чудовищно и ни смешно звучит, но именно он оказался ее идеалом — он, это циничное и расчетливое чудовище — именно он ей напомнил Адама: золотые искорки глаз, густые кудри ржаных волос и жаркий пыл циничных слов, циничных, но вдохновенно-трепетных и обжигающих.
— Бренни, ну ты выпустишь когда-нибудь штурвал! — воскликнула нетерпеливо Дели, она задумалась и стояла в рубке рядом с Бренни, казалось, полчаса. Она положила свою ладонь на рулевое колесо поверх руки Бренни и подумала, что ее руки несколько крупны, может быть, ее ладони даже больше чем тонкие кисти Берта. И этого эстетствующего позера с его украшениями на пальцах, с большим бантом на шее она хотела видеть?! Непостижимо, но это так; видеть когда-нибудь, но непременно…
— Ладно, ма, у меня действительно что-то ноги затекли, постой уж, если тебе так хочется, доверяю, — снисходительно улыбнулся Бренни, отпуская рулевое колесо.
— Конечно, милый, поспи, ты еще успеешь настояться у штурвала, вся жизнь впереди.
И Дели до утра осталась за штурвалом, рассеянно глядя на темную гладь реки впереди парохода. Все ее движения уже давно стали автоматическими, и она, уже совершенно не думая об управлении, могла предаваться, стоя за штурвалом, мечтам и невеселым мыслям.
К полудню «Филадельфия» подходила к Марри-Бридж. Дели не спала в эту ночь и не могла уснуть. И сейчас она ходила по палубе и нервно обмахивала лицо старой газетой словно веером. Она поминутно озиралась на берег, но тот был пуст.
Дели попросила Гордона сходить и забрать почту на ее имя. Бренни нехотя отправился к мануфактурным складам, хотя он совершенно не надеялся на получение какого-либо груза, уже почти все товары перевозились по железной дороге; речное судоходство умирало или уже почти умерло; во всяком случае, никто серьезно к речным перевозкам уже не относился.
Увидев идущего по берегу Гордона, Дели хотела броситься за биноклем, чтобы разглядеть, есть ли у него в руках что-то белое или, может быть, кусочек конверта торчит из кармана брюк? Но, вспомнив о своей гордости, решительно осудила себя и, подойдя к другому борту, отвернулась от приближающегося сына и бросила газету в воду. «Пусть будет что будет…» — думала она, морщась от противного страха, шевелившегося где-то в животе — страха от того, что не будет письма или, наоборот, будет.
— Ма, возьми! — услышала она голос сына, когда он забежал по трапу на палубу.
— Спасибо, дорогой. Это письма? А от кого?
— Не знаю, обратного адреса нет. — И Гордон протянул ей два конверта, белый и розовый.
Дели подождала, когда Гордон удалится с палубы и, чуть-чуть постояв у борта, обмахивая лицо от жары двумя конвертами, вдруг словно очнулась и побежала в свою каюту. Забежав, она на ходу распечатала розовый конверт — это было письмо от Аластера. Дели недоуменно несколько секунд смотрела на знакомый почерк, потом быстро пробежала глазами короткие строки.
«Филадельфия! Приношу вам глубочайшие соболезнования по поводу кончины вашего мужа. К сожалению, приехать пока не могу, слишком занят.