Потом Алекс перевернул Гордона на живот, положил себе на колено и стал с силой бить по спине кулаками. Гордона вырвало водой, слегка окрашенной в молочно-белый цвет. Он проделал это еще несколько раз.
Пульс становился более наполненным и ритмичным. Гордон начал приходить в себя.
— Хватит, ма. Теперь, кажется, не помрет, — сказал Алекс.
Дели пошлепала Гордона по щекам, и тот открыл глаза, туманно посмотрел на Дели.
— Гордон, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — простонал он.
— Гордон, что ты наделал, как ты мог? Ты просто негодяй, Гордон! — И она бросилась целовать его мокрое лицо.
— Уйди, я хочу умереть…
— Как — умереть? Я тебе не дам, я не позволю! Ты негодяй, что так поступаешь!
— Да… Поступаю… — простонал он.
— Она не стоит не то что твоей жизни, она не стоит твоего мизинца! Выбрось ее из головы! Или — хочешь, мы найдем ее, разыщем, только не делай больше так, Гордон. Слышишь?!
— Не хочу… жить… Я для этого непригоден, — простонал он тихо и закрыл глаза.
Бедный Гордон, ему и так трудно, а еще эта Джесси. Может быть, он из-за своего жестокого поступка по отношению к ней решил покончить с собой?
— Гордон, мальчик мой, как ты сейчас себя чувствуешь, открой глаза, пожалуйста, я очень беспокоюсь, я боюсь за тебя!
— Все хорошо… — простонал он, открыв глаза. — Только я никуда не годен, я не могу так жить…
— Все будет чудесно, вот увидишь, ты мне веришь?
— Да. — Он закрыл глаза.
— Мы, ты посиди, я трап передвину и перетащу его на пароход, — сказал Алекс, вскочив на ноги.
— Я сам пойду, — тихо сказал Гордон и попытался подняться, но Дели уложила его на песок.
— Нет-нет, ты не можешь!
— Могу…
— Вот и пусть сам идет, мне надоело таскать этого барана! — вскричал Алекс и побежал передвигать трап ближе к тому месту, где лежал Гордон.
Гордон действительно уже мог стоять на подкашивающихся ногах. Алекс положил его руку себе на плечо и повел его вверх по узкому трапу на пароход.
Дели собрала все пустые пакетики, валявшиеся на полу каюты, и выбросила за борт. Они уложили Гордона на постель, Дели побежала на кухню разогревать на спиртовке бренди с сахаром. Она принесла теплую кружку и медленно стала поить его бренди. Он мучился, но все-таки выпил почти половину.
— Ну вот, дорогой… У тебя где-нибудь осталась еще эта гадость?
— Нет.
— Скажи, где ты нашел эту отраву?
— Купил в аптеке…
— Сегодня в городе, когда ходил за письмами? Ты просто негодяй, Гордон! Ты меня не любишь, совсем не жалеешь! Ты ведь мой самый любимый!
— Люблю… Но не хочу, — простонал он и закрыл глаза.
5
Через два дня Гордон пришел в норму, о происходящем говорил лишь его тусклый смущенный взгляд, который он прятал от Дели. Сердце Филадельфии разрывалось между пароходом и Мельбурном. Если бы не Гордон, она бы давно уже была в поезде, уносящем ее к Берту. Гордон еще жаловался, сам стесняясь своих жалоб, на боли в желудке. Дели и Бренни проконвоировали Гордона в городскую больницу. Осмотрев его, врач пришел к заключению, что опасности никакой нет, единственно, со временем может развиться язва желудка. Дели попыталась как-то снова увлечь сына рисованием, она постоянно заговаривала с ним, как бы случайно, о своих работах, показывала акварели, чтобы он оценил их, но взгляд Гордона был равнодушен, а похвалы отрешенно-безразличны.
Алекс по три раза в день ощупывал живот Гордона, слушал его стетоскопом, приобретенным для будущей врачебной практики, хмурил брови и сокрушенно качал головой, словно был уже профессором медицины.
— Да, да-а, да-а, рефлекс Раунфорда отсутствует, больной долго не протянет; боюсь, медицина здесь бессильна, я не слишком огорчил моего родного братца? — спрашивал он с усмешкой.
— Нет, я был бы рад, если бы все кончилось, — равнодушно отвечал Гордон.
— Да-а, надо бы пройти тест Роршаха, боюсь, что уже развилась клиническая стадия метаболического психоза. Да-а… боюсь, что и в этом случае медицина бессильна. Только камера для умалишенных — единственное лекарство для бедного Горди…
Гордон вздыхал и, ничего не говоря, отворачивался.
До конца понять сумасбродную попытку Гордона покончить с собой Дели так и не могла, как она ни пытала его вопросами, он оставался замкнут и отвечал односложно: «Просто я так дальше не могу… Не могу, и все!»
Дели взяла с Гордона честное слово, что он более не повторит ничего подобного; Бренни и Алекс клятвенно пообещали ей, что будут смотреть за Гордоном в оба глаза, и Дели вечерним поездом отправилась к океанскому побережью, в Мельбурн.