Максимилиан как-то глухо застонал и, сжав халат напротив сердца в кулак, стал сползать с кресла на пол. Он ударился коленями об пол и повалился на бок. В горле его раздался булькающий хрип.
Дели вскочила и бросилась к нему.
— Максимилиан! Умоляю тебя! Тебе плохо?! Где?.. Что надо сделать? Где лекарства?!
— Рядом, в соседней комнате, Берт знает, — прохрипел он.
— Я сейчас! — воскликнула она и бросилась из мастерской. — Берт! Максимилиану плохо, скорее, прошу вас!
Она чуть не столкнулась с Бертом на лестнице, он уже бежал вверх.
— Надо принять пилюли, надеюсь, не слишком серьезно, — на ходу воскликнул он и побежал в маленькую комнатку рядом с музеем. — Так уже бывало. Он выпьет таблетки, и сразу же все пройдет…
Берт сгреб со стола в горсть несколько таблеток и бросился в мастерскую. Дели побежала за ним.
Когда они вбежали, то увидели, что Максимилиан сидит в кресле, повернувшись ко входу, и тихонько посмеивается:
— Здорово я вас напутал, правда?
— Все прошло? Уже лучше? — спросил Берт, высыпая ему на ладонь таблетки.
— Да, уже не так больно, — улыбнулся он.
— Но все равно выпей, — сказала Дели и добавила: — Ты не пошутил надо мной?
Макс забросил таблетки в рот и взял в руку принесенный Бертом стакан воды.
— Конечно, пошутил, — сказал он, разжевывая таблетки. — Я же говорил, что абсолютно здоров, а это — чтобы проверить, как ты ко мне относишься…
— Макс, дорогой, тебе нужно прилечь, — сказала Дели.
— Ни в коем случае, я и так в последнее время все лежу и лежу, я уже совершенно не могу спать, кажется, выспался на десятилетие вперед. Но это к лучшему, я сегодня, видимо, вообще не буду спать, и от этого просто счастлив, — расплылся он в улыбке и глухо засмеялся.
— Вы с Бертом просто страшные люди! Вы, видимо, просто сговорились смеяться надо мной и пугать меня, — улыбнулась Дели и коротко провела ладонью по лысине Максимилиана. — Вообще-то все словно сговорились пугать меня; у меня сын недавно травился, мы его еле откачали; но тем не менее я его бросила и приехала к тебе. Я же сейчас вижу, что тебе плохо, а ты смеешься надо мной!
— Я абсолютно серьезен, — сказал Макс, нахмурив брови. Он быстро встал из кресла и, положив ей руки на талию, поцеловал в подбородок: — Я тебя сегодня съем. Серый волк, который стал вегетарианцем, все равно съест бедную овечку…
Берт расхохотался и захлопал в ладоши:
— Ай да Макс! Да он действительно притворяется больным! Ну молодец! Но, прежде чем съесть бедную Филадельфию, давайте чего-нибудь выпьем, стол накрыт. Только, честно говоря, я уже начал ревновать, я уже влюбился в Филадельфию, неужели вы не видите? Я мгновенно влюбляюсь в каждую модель, которая мне позирует! — воскликнул он.
— Я не модель, — быстро и холодно сказала Дели, хотя почувствовала, что сердце ее застучало от этих слов: «О если бы в них была хоть толика правды!»
— Да, простите, вы, конечно, не модель, вы — супермодель! Честное слово, Макс, во мне просто вскипает ревность, я просто вас разведу по разным комнатам и спасу бедную овечку от волка-вегетарианца.
— Ничего не получится, Берт, у нас не средние века, чтобы невеста до свадьбы не видела жениха, — засмеялся Макс и добавил: — Ну, пойдемте в столовую, раз уже все готово.
Дели молчала, глядя то на одного, то на другого, и щеки у нее запылали от возмущения, от того что про нее сейчас говорят, как про бессловесное животное.
Они спустились в большую столовую, стены которой были обтянуты розовым шелком, и сели на большой продолговатый, массивный стол, который был богато сервирован хрусталем, фарфором и старинными серебряными приборами.
Берт отпустил официантов, они должны были приехать за посудой лишь утром. Он сам открыл бутылку шампанского, вынув ее из серебряного ведерка, в котором плавал лед, и, тихонько хлопнув пробкой, разлил шампанское по бокалам, несмотря на протесты Максимилиана — он говорил, что врачи запрещают ему пить, — подняв узкий хрустальный бокал, торжественно произнес:
— За любовь!
Максимилиан хитро улыбнулся и, глядя на Дели, сказал: — За вечность!..
Дели покачала головой, закатив глаза, потом посмотрела на Берта, на Максимилиана и, тоже подняв бокал, произнесла:
— За вас, за ужасных мужчин…
И они соединили бокалы. Дели с удовольствием съела прекрасно приготовленный гороховый суп. Максимилиан жевал салаты, а Берт без умолку болтал, едва притрагиваясь к еде. Он продолжал хвастаться своим знакомством с Ле Корбюзье, говорил, что тот что-то строит в Южной Америке и, может быть, пригласит Берта делать скульптуры перед каким-то огромным зданием, которое он проектирует в Бразилии; потом ругал австралийских скульпторов, которые, по его словам, были никуда не годны; потом восхищался новым именем в скульптуре — немцем Барлахом, который в псевдоготическом стиле делает статуи для католических соборов…