Малейшее упоминание о разводе действовало на Максимилиана словно зубная боль. Он тут же становился сумрачным и молчаливым.
В каюте Гордона никого не было, он быстро сказал:
— Я не хочу, чтобы ты превратно меня поняла, Дели, но сначала нужно хотя бы предварительно завершить строительство завода…
— Я уже превратно поняла!
— Дели, у меня нет крыльев; конечно, когда лет через сто в Лондон из Австралии будут летать аэропланы, я смог бы обернуться туда и обратно через три дня, ну максимум через неделю, но увы — пока это мечты.
— А когда твой развод станет реальностью, если, конечно, он когда-нибудь состоится? — спросила Дели и увидела, что его серые глаза обрели стальной оттенок.
— Состоится! Хорошо, если ты настаиваешь, я прямо сегодня, сейчас поеду в Мельбурн, сяду на самый быстроходный пароход до Лондона! Пожалуйста, я брошу строительство, брошу здесь все…
— И меня в том числе, — добавила она с сарказмом.
— Ты думаешь, нам нужно отправиться в Лондон вместе?
— Да, я бы очень хотела, но на кого я оставлю детей, пароход?
— Дели, ты меня просто удивляешь, когда называешь их детьми! Хотя, может быть, ты и права…
Дели бросила на него пристальный, испытующий взгляд.
— Ты так посмотрела, ты не веришь мне? Я не ошибся?
— Я верю. Я очень хочу тебе верить, дорогой. Поступай как знаешь.
— Ты сомневаешься, что я готов все сделать для тебя, все, что ты ни попросишь? Напрасно, Дели. Напрасны твои сомнения. У меня неплохой управляющий, придется поручить строительство и доставку оборудования ему. А сейчас пойдем к тебе, я по тебе соскучился. — Он провел пальцами по ее шее, разглаживая тонкую паутину морщин. Дели передернула плечами от щекотки.
— А вот и нет, мы вернемся в мою каюту после благословения пресвитера или викария, и не раньше!
Максимилиан беззвучно смеялся:
— Ты в своем уме? Ты шутишь?
— Конечно, шучу…
— Дели, я прекрасно все понял. Через неделю я отправляюсь в Мельбурн. Если хочешь, поедем вместе со мной, я познакомлю тебя с Бертом — это художник, которому я хочу дать твою картину, чтобы он нашел реставратора. И вообще, сходим в театр, ты покажешь мне свои работы в галерее, я познакомлю тебя с некоторыми известными художниками.
— Спасибо, мой пьяный шкипер, мне неинтересны известные художники…
— Как хочешь.
— Я хочу, чтобы ты прямо из Маннума отправился в Мельбурн. Ты позвонишь своему управляющему и скажешь, что отплываешь в Лондон — я так хочу!
Максимилиан помрачнел и сощурил глаза, оставив лишь маленькие щелочки.
— Отлично, я повторяю: пусть будет как ты захочешь, в Лондон так в Лондон, — сказал он хрипло и глухо. — Я вижу, ты до сих пор мне не веришь…
Дели улыбнулась и запустила пальцы в его седые виски:
— Максимилиан, ты просто мой пьяный, мой безумный шкипер!
И, закрыв глаза, она слилась с ним в долгом, мучительно долгом поцелуе.
Как быстро она привыкла к Максимилиану! Не только Дели, но и всем остальным казалось, что Максимилиан был на «Филадельфии» всегда, только почему-то на долгое время сошел на берег, но вот теперь снова вернулся. И все встало на свои места.
«Филадельфия» плыла в Маннум.
Дели наконец обрела долгожданный покой, правда, обрела ненадолго…
Часть вторая
1
Когда «Филадельфия» подходила к Маннуму, была уже глубокая ночь.
В эту ночь Дели не ложилась, Максимилиан тоже не хотел спать. Мужественный Бренни по-прежнему стоял, вцепившись в штурвал, крайне неохотно подпуская к нему Дели. Но она все-таки уже два раза сменяла его у рулевого колеса, давая поспать ему пять или шесть часов.
Алекс все так же категорически отказывался жариться у паровой машины, и Гордону ничего другого не оставалось, как оставить Джесси на попечение Омара и сидеть у топки, беспрестанно подбрасывая сухие эвкалиптовые поленья.
Зато Дели чувствовала себя наверху блаженства. Она примирилась с Мэг, которая теперь ласково улыбалась ей и Максимилиану, словно и не было прежних разногласий.
Джесси большее время проводила на кухне, слушая бесконечную болтовню Омара, но все же иногда, словно подчиняясь внутреннему долгу, спускалась в кочегарку к Гордону, говоря, что ей здесь интересно и она хочет посмотреть, как работает машина и как жарко полыхает, весело потрескивая и пощелкивая, огонь в топке.