Пустой внутри.
А Легат только и успел, что крикнуть в спину ушедшему:
– Почему у орла крылья в одну сторону?
И услыхал еле-еле:
– Так ветер же крепчает…
А может, и показалось, может, и ни хрена он не услышал, сам себе объяснение надумал. Бывает.
Но поспешать следовало.
Предъявил топтуну в башенной проходной пропуск-вездеход, открывающий любые двери в Государстве, оказался за Стеной Крепости и метров через пятьдесят вошел в подъезд второго по главности Корпуса Службы, где имел кабинет Прямой Начальник-Командир, а второй, в свою очередь, эскалаторами и подземным переходом был соединен с первым по главности. Короче – с Главным, где имели законное и легитимное место Глава Службы и сам Верховный!..
Но про первый по главности – к слову. Дойдет до него дело – опишем подробнее. Хотя и заранее можно отметить: казенный дом – он везде казенный дом: дороже, пышнее, пафоснее или – наоборот.
Главное ж – не здание. Главное ж – люди в нем!..
На совещание Легат явился за пять минут до назначенного срока, в приемной толпились вызванные сюда коллеги по Службе, да, если точнее, не так уж и вызванные – просто обычный состав подчиненных Командиру просто Начальников, отвечавших (практически – головой и жопой) за те сферы жизни Народа, которые они… как бы помягче?.. курировали, так. Или вели, есть такой казенный термин. Говорливая толпа мешала секретарю отвечать на непрерывные телефонные звонки по телефонам связи № 1, связи № 2, по телефонам прямой связи – с Верховным, с Главой Службы и другими Прямыми, а уж городские телефонные звонки и поминать не стоит. Они снимались в лучшем случае через раз.
С кем-то секретарша соединяла Командира, предварительно испросив у него по внутренней линии согласия на разговор, кому-то очень вежливо отказывала.
Работка, конечно, до примитива простая и рутинная. Но кто так подумает, тот – дурак. Потому что знать, кого соединить с шефом, про чей звонок его проинформировать, кому отказать в связи и записать, что звонил – для передачи шефу в личном докладе, а кого вообще на дух не выносить – это, господа хорошие, мастерство высшего класса, требующее великого знания пристрастий и настроений шефа и тонкого умения никого не обидеть даже намеком, даже интонацией в голосе.
Плюс – очень утомительное мастерство.
Впрочем, других людей в Крепости не держали.
А если честно, то никто из звонивших не обижался. Понимал: служба такая. В смысле – Служба. И не западло перезвонить и еще раз, и еще, и еще – а вот ведь и соединит она в какой-то не предположенный миг звонящего с шефом. А уж что шеф скажет звонящему – не ее дело.
Чему-чему, а изысканной вежливости и практически искренней приязни к собеседнику шефу не занимать стать, с кем бы он ни говорил лично или по телефону. Это – к слову.
А к делу – всех позвали в кабинет.
Тема, как сказано было, – празднование Дня Невинно Павших, праздника новодельного, ранее не существовавшего, но в один прекрасный или не вполне прекрасный день, не суть, он понадобился. И пришлось вспомнить дела настолько давно минувших дней, что даже ученые-историки не знали точно, что в те дни случилось, и яростно в своем незнании не сходились.
Ну, обычное дело, раз ученые не могут найти общего мнения на древнюю, к примеру, историю Страны, то Руководство Страны им все объяснит, разжует и в рот положит. Придется съесть. Кто не съел, тот осален. Ему водить.
Короче, День Невинно Павших праздновался уже не первый год подряд. Но если в первом случае Командир мог, обложив русским обильным матом всегда и во всем виновных подчиненных, допустить какие-никакие проколы в проведении оного Дня на Площади при большом стечении Высокого Начальства и достойных представителей Народа (первый блин, как говорится…), то в энный раз он, Командир, никаких, даже мелких, проколов не допускал и уж сумел доходчиво объяснить, как он опустит ниже плинтуса всех присутствующих и персонально Легата, если что.
В «если что» конкретно не входило ничего, поскольку на все свои вопросы Командир получил точные ответы, но на то он и Прямой Начальник, чтобы лучше других знать непредсказуемость и опасность выпущенной на свободу (пусть и на коротком корде) народной стихии. Никакой конкретности она не поддается. Поэтому все уходили опущенные. В переносном смысле. А Легату было сказано:
– Останься.
Зачем – не объяснил.
Начальник пересел за свой стол, а Легат устроился на таком же месте, на каком давеча сиживала в его кабинете ничуть, по виду, не продутая Северами Оса.