— на его лице не появилось ни капли злости, но он явно был немного озадачен. — Если тебе нужны сигареты, я могу сбегать в магазин.
Отрицательно качаю головой. Никифоров не курит, но легче от этого не становится, а скорее наоборот. Стараюсь утешить себя тем фактом, что мы по-прежнему вдвоём, но если вечером вдруг нагрянет какая-нибудь девица, я предпочту навсегда исчезнуть из жизни своего кумира и буду до конца своих дней пытаться собрать по кусочкам разбившееся вдребезги сердце. От одной мысли об этом не выдерживаю. По щекам начинают катиться солёные капельки, поэтому закрываю лицо ладонями, как будто это может как-то спрятать меня от пристального взгляда голубых глаз. Он ничего не говорит, лишь садится перед коляской на колени, а затем притягивает меня в тёплые объятия, словно говорит «всё хорошо, а дальше будет ещё лучше». И я ему верю. Верю так, как ещё никому не доверял. Пускай это может показаться глупым, безрассудным, но настоящие чувства способны на большие глупости, чем эта. Уехал в другой город, страну, поселился у человека, которого практически не знаю, занял большую часть его времени.
— Может быть, ты хочешь принять ванну? — Виктор отстранился, после чего принялся большим пальцем стирать с моего лица слёзы. — Обещаю, тебе сразу станет легче.
Коротко киваю, а затем цепляюсь руками за его шею, не желая отпускать. Вот бы посидеть так ещё минутку, мне большего не надо. Тот словно читает мои мысли и обнимает в ответ, даже не думая торопить. У нас будет ещё много времени, чтобы поболтать о всякой ерунде перед сном, говорить друг другу «доброе утро» перед завтраком.
— Это твоя комната? — вопрос звучит как-то тихо, будто я растерял все силы.
— Нет, она… Давно пустует, — он запинается, поэтому ловлю себя на мысли, что на этот раз не поверил в его слова. — Если хочешь, можешь жить в ней. Моя соседняя.
Ещё раз оглядываюсь по сторонам, как будто оцениваю что-то, прежде чем купить, и уже вскоре утвердительно киваю. Виктор говорит, что сегодня же сделает в ней уборку, поменяет постельное бельё и освободит шкафы. Кажется, я снова покраснел, но сам не понял, от чего: то ли от представления Никифорова в женском белье, то ли от мысли, что вот-вот придётся принимать ванну, и наверняка мне потребуется помощь.
Не сопротивляюсь, когда сильные руки подхватывают меня, а затем несут в ванну. Виктор делает всё осторожно, как будто принимает меня за фарфоровую куклу, которую можно легко разбить. Он усаживает меня на невысокий стул, а сам припадает на одно колено, начав расстёгивать пуговицы на рубашке. По коже пробегаются сотни мурашек, стоит его пальцам случайно коснуться обнажённой груди.
— Ты покраснел, — смеётся Никифоров, проведя ладонью по моей спине, очертив лопатки. — Я могу выйти и подождать за дверью. Позови, когда потребуется помощь.
Только теперь получается выдохнуть с облегчением. Если бы он попытался избавить меня от штанов, сомневаюсь, что удалось бы скрыть столь очевидный стояк. Каждое прикосновение Виктора словно удар током. Они дарят энергию, желание жить дальше, веру в то, что ещё не всё потеряно, что жизнь продолжается. Хочу оставаться в его глазах слабым, жаждущим любви, чужого внимания, ласки, чтобы он чаще уделял мне время, дарил свою улыбку.
С трудом избавившись от штанов, заворачиваюсь в мягкое полотенце, желая скрыть свои самые постыдные места, однако очень быстро передумываю, почему-то посмелев, а затем стучу в дверь, позвав Никифорова по имени. Он появляется на пороге ванной комнаты буквально через мгновение, и так же быстро вновь подхватывает меня на руки, осторожно опустив в ванну. Её поверхность довольно холодная, из-за чего по телу чувствуется проходящая мелкая дрожь. Включив горячую воду, Виктор протягивает мочалку с шампунем и просит меня повернуться к нему спиной. Сложно описать словами, что мне приходится пережить, пока терплю приятные шорканья по телу. Приходится всё время держать голову опущенной, надеясь, что мокрая чёлка достаточно прикрывает раскрасневшееся лицо. Его руки… Такие мягкие, тёплые и нежные. Хочу ещё, ещё, но, закончив своё дело, он уходит, оставив меня наедине с собственными мыслями. К тому времени ванна до краёв наполняется водой, позволяя мне расслабиться, прочувствовать некое удовлетворение. Закрыв глаза, представляю, что нахожусь в родном Хасецу, нежась в горячих источниках. Не помню, когда в последний раз принимал ванну, ведь в гостиницах чаще всего стоят душевые кабины. Даже не знаю, почему, но внезапно чувствую, как начинаю засыпать, поддавшись собственным слабостям, которые так напоминают о доме, семье. С одной стороны, так хочется вернуться, увидеть всех, но с другой… Какой будет их реакция на сына-калеку