ть Никифорову этот вопрос, ведь ему станет интересно, к чему подобные разговоры. Стараюсь приподняться, заняв сидячее положение, однако ничего не выходит. Мои бесполезные попытки пресекает вошедший в комнату фигурист, держащий в руках поднос с завтраком и горячим чаем.
— Доброе утро, Юри, — весело говорит он, поставив поднос на прикроватный столик. — Давай помогу.
Тёплые руки тут же обхватывают мои бёдра, после чего тянут вверх, помогая принять сидячее положение. Виктор тут же присаживается рядом на кровать, заглядывая мне в глаза, словно увидел в них что-то необычное. Сегодня от него исходит ещё больше тепла, чем в прошлые, проведённые вместе дни. Хочется снова и снова видеть его прекрасную улыбку, слушать голос, звонкий смех. Если бы он только знал, какие чувства я испытываю, стоит ему показаться в поле моего зрения.
— Спасибо, — робко шепчу, опустив голову. — Не стоило приносить завтрак в комнату. Я мог поесть на кухне.
— О, прости, мне показалось, так будет удобней, — Никифоров подвинул поднос ближе к постели, чтобы до него можно было без усилий дотянуться. — Но пока ты встанешь и переоденешься, всё остынет.
После недолгих колебаний я всё же потянулся к столику, чтобы взять чай. Он был совсем не похож на тот, который я привык пить: другой цвет, запах, даже вкус сильно отличался, однако хуже это не делало. Что касается завтрака, я вообще не понимал, что ем. Никогда прежде не приходилось сталкиваться с чем-то подобным, несмотря на то, что порой приходилось путешествовать по многим странам, заходить в местные рестораны с традиционной кухней. В какой-то степени, Россия — неизведанный и непонятный для меня мир, который в будущем только предстояло открыть. Эта страна совершенно не похожа на мою родину, не похожа на другие страны, где приходилось бывать, как будто здесь свои установки и правила, не касающиеся остального мира. Уверен, не всё здесь так идеально, как в доме Виктора. Он красив, богат, но чересчур избалован людским вниманием; всегда говорит, что думает, делает, как считает правильным, совершенно не заботясь о возможных последствиях. Возможно, факт моего присутствия в его доме тоже как-то отразится на будущем, перевернёт наши взгляды на жизнь, разрушит карьеры. Только зачем думать о мрачном будущем, когда есть светлое настоящее? До тех пор, пока он рядом со мной, дарит теплоту, заботу, внимание — всё будет хорошо, в том числе в самой безнадёжной ситуации.
— Я вчера заснул на диване? — хочу ещё раз убедиться, что видел лишь неприятный сон, поэтому начинаю расспрос постепенно. — Прости, наверное, вновь доставил неудобства.
— Мне хотелось проветрить квартиру на ночь, — Виктор поставил пустую чашку с тарелкой на поднос, поднявшись на ноги. — Так что пришлось тебя осторожно перенести.
Только оставшись в комнате в полном одиночестве, замечаю рядом инвалидное кресло. Оно развёрнуто к кровати, словно Никифоров специально поставил его так, намекая, чтобы я попробовал самостоятельно перебраться. Не отыскав для себя никак аргументов отказаться, подползаю к краю постели. Вся опора идёт на руки, в то время как ноги безвольно волочатся вслед за телом. Сразу вспоминаю, как в детстве смотрел с мамой программу про животных, когда рассказывали о жизни морских котиков. Думаю, моя поза сейчас чем-то напоминала одного из них, развалившегося на прибрежной гальке. Бурча себе под нос, цепляюсь рукой за подлокотник коляски, подтягивая корпус. Тормоза открыты, поэтому колёса то и дело мотает из стороны в сторону. Чувствуется неприятная боль в правом плече, однако продолжаю свои попытки сесть, плотно стиснув зубы. Оказавшись грудью на сидушке, переворачиваюсь на спину, и вновь начинаю подтягиваться, постепенно занимая сидячее положение. Знаю, это не самый удобный способ, но для меня всё ещё трудно смириться с возникшей проблемой. Каждый раз пытаюсь мысленно представить, как кровь бежит по венам с невероятной скоростью, попадая в том числе в ноги, после чего стараюсь пошевелить кончиками пальцев. Бесполезно. Я точно чувствую свои ноги, уверен, что могу пошевелить ими, стоит только захотеть.
Отталкиваюсь руками от прикроватного столика, чтобы спустить нижние конечности с кровати. Не сразу, но мне удаётся это сделать. Пускай маленькая, но это всё же победа над собой, своими страхами. С каждым днём успехов будет всё больше, и тогда вернётся прекрасный взгляд на серый мир.
— Юри, не хочешь пойти прогуляться? — громкий голос Виктора доносится откуда-то из соседней комнаты. — Здесь недалеко есть парк.
Нет. Не хочу, чтобы на меня смотрели люди, как на кусок дерьма. Я отличаюсь от них своей беспомощностью, слабостью. Кто знает, что случилось бы, не забери меня Виктор, ведь куда приятней смотреть на красивого мужчину перед сном, а не в заплаканные глаза матери. Не хочу, не хочу, но отчего-то отвечаю:
— Конечно.
Он заходит в комнату, явно не скрывая своего изумления: я сижу в инвалидном кресле, на которое забрался с таким трудом, самостоятельно, не считая помощи тумбочки. Подходит к тому самому шкафу, тянет за ручку, намереваясь открыть. На секунду закрываю глаза, представляя, как целая гора женской одежды падает на Никифорова, однако вскоре понимаю, что её больше нет.
— Я положил сюда твои вещи из чемодана, пока ты мылся, — Виктор осматривает мой гардероб с лёгкой усмешкой. — Если решишь задержаться тут до зимы, придётся кое-что прикупить.
Слабо улыбаюсь, глядя на то, как он роется в моей одежде, подбирая что-нибудь для сегодняшней прогулки. Кажется, погода довольно хорошая, раз уж в конечном итоге его выбор пал на лёгкие вещи. Обычно я привык спать в домашней одежде, однако вчера Никифоров заставил меня натянуть его пижаму, которая оказалась немного большеватой.
— Я помогу тебе одеться, — фигурист положил заранее приготовленные вещи на не заправленную кровать. — Ты ведь не против, если Маккачин пойдёт с нами?
Как я могу возражать? Вик-чану тоже нравилось в парке, особенно в дождливую погоду, когда можно поскакать по лужам, намочить шерсть. Мари всегда возмущалась из-за этого, ведь мыть пса обычно приходилось ей, в то время как я был занят на тренировках.
Немного помешкав, Виктор расстегнул несколько пуговиц на ночной рубашке. Он прекрасно видел мои покрасневшие щёки, мелкую дрожь по всему телу. Кажется, его ситуация очень забавляла, особенно реакция на прикосновения. Хотелось сказать, что я сам в состоянии снять рубашку, проблемы могут возникнуть только со штанами, но язык не поворачивался сделать это. Правда, те ощущения, что мне пришлось испытать секунду назад — были лишь началом. Простое смущение переросло в сильное возбуждение, скрывать которое становилось невозможно. Это произошло, как только фигурист расправился с рубашкой, переключив внимание на штаны.
— Цепляйся за меня.
Неуклюже тянусь к нему, обхватывая руками тонкую шею, после чего утыкаюсь носом в плечо, пока не опозорился перед кумиром ещё сильней. Тот немного приподнимается, подтягивая меня за собой. Тёплые руки плавно скользят по обнажённым бёдрам, очерчивая контуры, но едва они оказываются под резинкой штанов, невольно издаю тихий стон, зажав в кулак ткань футболки Никифорова. Виктор тут же замирает, однако вскоре с шумным выдохом усаживает меня обратно на кресло.
— Если тебе неприятно, я могу…
— Это не так! — краснею от собственных слов ещё сильней, крепче вцепившись руками в его шею. — Просто… Раньше меня не касались в этих местах.
Даже не пришлось смотреть на фигуриста, чтобы понять, что он не на шутку удивлён. Быть девственником в моём возрасте — как минимум странно, по крайней мере, мне так кажется. Все мои друзья детства давно обзавелись семьями, детьми, пока я коротал дни, рисуя круги по льду. О какой личной жизни может идти речь, когда на тренировках кроме надоедливого лица тренера больше ничего не видишь?
— Вот как…
Кажется, его голос как-то изменился, правда, трудно сказать, в какую сторону. Снова чувствую тёплые руки на бёдрах, а уже через мгновение осознаю, что предстал перед ним, как говорится, в чём мать родила. Это необходимо, ведь иначе не получится переодеться. Приходится утешать себя, собирать последние остатки сил, чтобы не возбудиться в таком щекотливом положении. Становится ещё хуже, когда Виктор укладывает меня перед собой на кровать. Его взгляд — такой тёплый и мягкий, что хочется прожить всю жизнь, глядя в эти глаза. Хочу прикрыться, но сам не понимаю, почему не делаю этого, продолжая наблюдать за осторожными движениями фигуриста, старательно пытающегося натянуть на меня нижнее бельё. Здорово видеть его настоящим, не прикрывающимся за маской всемирно-известной звезды. Раньше и представить не мог, что в жизни Никифоров куда реже улыбается, даже если это из-за меня; не важно, что сейчас приходиться светить перед кумиром самыми интимными местами, прикрывая покрасневшее лицо. Если есть хоть малейший шанс, что это поможет мне адаптироваться в будущем, лучше просто потерпеть, преодолеть себя.
Весь процесс переодевания провожу с закрытыми глазами, повернув голову на бок. Так сложно представить, что передо мной кто угодно, но только не он. Человек, поддерживающий меня в самые трудные периоды жизни, хотя даже не подозревает об этом. В неудачные дни, когда всё валилось из рук, стоило посмотреть на плакат с Виктором, как появлялось странное чувство силы, веры в себя. Мысли о нём заставлял