есть дела, — вновь опускаю глаза. — Может, в следующий раз.
И просто убегаю. Как всегда. Если бы ты только знал, Виктор, какие чувства меня переполняют, вряд ли предлагал мне провести время вместе. Всё гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд, понимаешь? Я хочу другого внимания, другого отношения, не хочу быть тебе другом или соперником. Хочу быть с тобой, каждый день перебирать пепельные волосы, видеть улыбку, которая будет принадлежать мне одному, касаться твоих губ, тела, слышать твой смех.
Сам не замечаю, как по щекам начали катиться слёзы. Его присутствие доставляет мне только жгучую боль. В один миг рушатся все мечты, надежды, приходит осознание, что нам никогда не быть вместе. Закрываю рот рукой, чтобы не начать рыдать. Нужно продолжать терпеть, как делал это все эти годы; продолжать смотреть на плакаты, которыми обклеена вся комната, представляя, какой была бы реакция Виктора, если бы он увидел это. Срываюсь на бег, совершенно не глядя, куда именно бегу. Лишь бы отдалиться как можно дальше от этой невыносимой, но невероятно красивой пытки. Именно тогда не замечаю, что стою посреди дороги, а в мою сторону на скорости приближается машина.
Всё случилось в августе, за несколько дней до короткой программы. Если бы меня попросили вспомнить, что случилось, я бы ничего не ответил. Мне повезло выжить, но врачи ничего хорошего не пророчат: говорят, фигурное катание мне больше не светит, но отказываюсь верить в эти слова. Продолжаю настаивать на своём, даже когда осознаю, что не чувствую ног.
Я обязательно восстановлюсь, даже если на это потребуется несколько лет.
Уже в палате понимаю, что сделал слишком смелое заявление. Таких чудес в нашем мире не бывает, всё это — лишь иллюзия. Невозможно жить, питая пустые надежды на лучшее — гораздо проще со всем смириться. Целый день смотрю в окно, пока совсем не темнеет. Небо озаряет полная луна с множеством звёзд со всех сторон. Я часто смотрел на него, представляя, что и Виктор в этот момент на него смотрит, любуясь естественной красотой. Теперь точно всё закончилось. Он никогда не сможет полюбить меня таким. Я урод, калека, никогда не смогу встать на ноги, а у него вся жизнь ещё впереди, он никогда не станет ломать её из-за такого, как я.
Слышу скрип двери, а затем поворачиваю голову в её сторону. В дверях палаты стоит Минако, которая приехала поддержать меня на этих соревнованиях. Пожалуй, я был даже рад, что рядом есть хоть кто-то близкий. Она не пытается скрывать эмоций: тут же подбегает к кровати, заключая меня в объятия. Хочу обнять её в ответ, но тело не слушается, поэтому продолжаю сидеть, словно каменная статуя, не умеющая чувствовать.
— Всё будет хорошо, Юри, только не сдавайся! — шепчет она сквозь слёзы, но я пропускаю всё мимо ушей, находясь где-то в своём собственном мире. — Мы любой ценой вернём тебя на лёд, слышишь? Ты продолжишь кататься.
Нет, прости, это невозможно. Я уже не тот глупый наивный мальчишка, каким был пару лет назад и отлично понимаю, как своими руками искалечил себе жизнь. Если бы только согласился позавтракать с Виктором, провести с ним время, всё было б хорошо, но мои глупые комплексы как всегда пошли против меня, сотворив с моим телом это. Интересно, как отреагировали родители? Наверняка они уже обо всём знают. А остальные фигуристы? А Виктор? Знает ли он, что произошло?
Вновь ловлю себя на мысли о нём, но ничего не могу поделать. Теперь-то только и остаётся, что жить грёзами о счастливом будущем, где мы будем вместе. Не знаю, сколько прошло времени, но чувствую, что засыпаю, крепко сжав руку Минако.
***
Уже через несколько дней в палате появился телевизор. Наверное, они издеваются, ведь именно сегодня в прямом эфире будет вестись трансляция с короткой программы. Тяжело. Но всё же нахожу силы и включаю злосчастный ящик. Возле катка собралось много народу, фигуристы дают интервью перед началом соревнования. Все они говорят, что надеются пройти в финал Гран-при, получить если не золото, то хотя бы бронзу. Сердце пропускает удар, когда в кадр попадает Никифоров. Он шутит с журналистами, смеётся, всем своим видом показывая, что готов на все сто. В груди почему-то начинает щемить. Может, он не знает? Или ему всё равно? Нет, надо выкинуть эти мысли. Минако сидит рядом, не выпуская моей ладони. Наверное, думает, мне от этого легче. На короткой программе я должен был выступать предпоследним, а заключать — Виктор. Теперь всё пройдёт гораздо быстрее, чем планировалось.
Пожалуй, это были самые долгие, мучительные минуты в моей жизни. Сколько прошло? Час? Два? Уже сбился со счёта, но, кажется, выступление движется к завершению. Как только Крис докатает свою программу, выйдет Виктор. Даже не сомневаюсь в его победе. Вздрагиваю, когда слышу своё имя. Они только сейчас решили сообщить всем об этом несчастном случае. Извиняются. Только за что? Это мне следует извиняться за собственную глупость. Качаю головой, стараясь об этом не думать. Хочется выключить телевизор, а затем запустить в него пульт, но останавливает лишь мысль, что я хочу увидеть очередную блестящую победу Никифорова.
Однако что-то идёт не так. Прошло достаточно времени после объявления оценок, но последний фигурист на льду так и не появился. Его тренер и фанаты в недоумении, ведь они ещё мгновение назад видели его, готовым ступить на лёд. Вскоре комментатор объявляет об окончании соревнований. Не выдерживаю и выключаю трансляцию раньше, чем успевают объявить финалистов. Почему всё так вышло? Почему именно сейчас? Начинаю рыдать, уткнувшись лицом в подушку. Минако что-то говорит, поглаживая мою спину, но я её совсем не слышу, полностью поддавшись эмоциям. Никогда прежде они меня так не переполняли. Хотя, не удивительно. Так много произошло в последнее время.
Я ждал этого дня слишком долго, но удача так просто отвернулась в другую сторону, навсегда меня покинула. Наивный. Думал, в этот день стану по-настоящему счастливым, стану достойным Виктора, но получилось точно наоборот. На тумбочке стоит рамка с фотографией Вик-чана. Беру её, а затем плавно провожу по стеклу ладонью. Это фото напоминает о детстве, когда только начал интересоваться Виктором. Он понравился мне так сильно, что я начал заниматься фигурным катанием, завёл собаку той же породы, как у него, пытался копировать его программы, во всём подражать. Так много лет прошло, даже не верится.
Проходит примерно час после окончания короткой программы, но даже не беру в руки телефон, не перестающий вибрировать где-то на столе. Мне не интересно, кто так настойчиво желает со мной пообщаться. Не хочу ни с кем говорить. Из-за множества препаратов совершенно не чувствую боли, но от этого только хуже: лучше бы почувствовал, понял, как всё плохо на самом деле. Не знаю, зачем пытаюсь загубить в себе последний лучик надежды, который так старается поддержать Минако, но, пожалуй, ужасная правда гораздо лучше пустых надежд.
Дверь тихо скрипит, а затем приоткрывается, привлекая внимание. Нет, сейчас совершенно не до посетителей. Ну, кто там пришёл?
Не поддельно удивляюсь, увидев в дверном проёме целую толпу людей. Я знаю их лица, знаю их всех, но зачем они здесь? Пришли посмеяться? Или не поверили, что мне действительно не до соревнований? Крис, Мишель, Сара, Пхичит, Жан-Жак, даже Минами, хотя не понятно, как он здесь оказался. Нет, не хочу, чтобы меня таким видели… Уйдите, не смотрите.
— Юри! — кричит Минами и бежит ко мне, едва сдерживая слёзы.
Остальные тоже заходят, следуя его примеру. Не перестаю осматривать каждого из них, внимательно всматриваясь, не упустил ли кого. Да, хочется увидеть Виктора, узнать, пришёл ли он. Правда, надежды растаяли так же быстро, как появились. Конечно, зачем ему приходить. Наверняка у пятикратного чемпиона мира есть более важные дела, чем таскаться по больницам.
— Врачи говорят, на днях тебя выписывают, — Пхичит присел рядом на кровать. — Мы тебе фруктов принесли. Почистить яблочко?
Отрицательно качаю головой, продолжив молчать. Слишком больно. Почему он не пришёл? Почему это происходит со мной? Уйдите все, не хочу никого видеть, не хочу ранить себя ещё больше.
И они уходят. Спустя примерно час. Не важно, главное, что я снова один. За окном давно стемнело, на небе засияла луна. Красиво. Интересно, смогу ли я ещё когда-нибудь вновь посидеть на балконе, любуясь рассветом? Этот дождливый август забрал у меня всё. Ненавижу лето. Ненавижу Викт… Нет, это не правда.
Люблю.
Люблю Виктора. Уверен, у него есть веские причины, по которым не получилось вместе с остальными прийти в больницу. К тому же он сбежал с соревнований, но никто из фигуристов не сказал об этом ни слова. Быть может, он просто не знал, что они собрались ко мне?
Скучаю.
В палату открывается дверь, но не обращаю на это никакого внимания. Как раз вот-вот должен начаться обход. Мне это не интересно. Мысли забиты совершенно другим: фантазиями, мечтами, раздумьями, планами на будущее, где всё налаживается. Если бы Виктор только знал, какую большую роль играет в моей жизни. Думаю, даже если бы он унизил меня при журналистах, камерах, фанатах, я бы всё равно простил.
Хочу…
— Юри? — тихий голос заставляет вздрогнуть от неожиданности. Нет, нет, главное не плакать, он не должен увидеть!
Не выходит. Слёзы, не переставая, катятся по щекам, а всхлипы вырываются сами собой. Зрение размыло, но всё равно вижу, как Никифоров срывается с места и подходит ко мне, закл