анно. В этой комнате всегда было так темно, или за окном в очередной раз дождь? Вроде не слышно.
— Юри? — Виктор заглядывает в комнату, заставив меня вздрогнуть. — Доброе утро, будешь завтракать?
Он не выглядит так, будто вчера пил: никаких намёков на головную боль, на лице расслабленная улыбка. Не сразу осознаю, что спал голый, поэтому спешу прикрыться. Фигурист тихо смеётся, а потом выходит из комнаты. Как и всегда на кровати лежат приготовленные чистые вещи. Выходит, он вновь проснулся намного раньше, чтобы приготовить завтрак и одежду. Я бы решил, что случившееся не больше, чем сон, но боль в спине и мой внешний вид говорил об обратном. Тянусь к одежде, чтобы скорей одеться. Пускай Виктор уже видел меня голым, однако не хочется и днём светить перед ним интимными местами. Довольно быстро замечаю, что предложенная футболка принадлежит не мне. Кажется, однажды я видел её на фигуристе, правда никак не могу припомнить, где и когда это было.
Одевшись, перебираюсь на кресло, собираясь направиться на кухню, правда, как позже выяснилось, его там не оказалось. Никифоров решил позавтракать на балконе, подышать свежим воздухом. Пускай дождя не было, вокруг стоял запах сырости, солнце скрывалось за серыми тучами. Обращаю внимание, что зажигалки больше нет на прежнем месте. Не стоит сейчас об этом думать. Изначально я решил, будто за завтраком будет угнетающая тишина, однако Виктор смеялся, рассказывал о том, как вчера кричал на него Яков, узнав про уезд Юрия в Казахстан. Несмотря на улыбку в его глазах читалась грусть. Может, он хочет вернуться на лёд? Тянусь к нему, положив ладонь поверх его руки. Вздрагивает.
Ты ведь помнишь, что было ночью, верно?
— Давай вернёмся внутрь, я немного замерз, — говорю тихо, чтобы не выдать дрожь в голосе.
— Конечно, давай помогу.
Его объятия тёплые, полные любви и заботы. Любая девушка мечтает оказаться в таких руках, познать всю ласку, искренность. Правда они немного припоздали — он мой и только. Чувствую лёгкое дрожание тела фигуриста, но продолжаю молчать, прижимаясь к нему, как не знающий радости щенок. Виктор усаживает меня на диван, сам садится рядом, включив телевизор. Сложно не заметить, что он присел куда дальше от меня, чем обычно. Фигурист смотрел в телевизор, но его мысли далеко за пределами квартиры. Так хочется отвлечь его, ведь я совсем не обижаюсь из-за прошлой ночи, правда. Эти минуты были лучшими в моей жизни, когда он целовал мою шею, прикасался к коже, нежно шептал на ухо. От одной мысли на лице появился румянец. Перевожу взгляд на Никифорова, однако тот продолжает пялиться в пустоту, теребя пальцами шнурок от домашних штанов.
Хватит.
Собираю все свои силы, надеясь засунуть стеснительность в одно место, чтобы в будущем вовсе о ней позабыть. Давно пора становиться решительней. Виктор шумно выдыхает, закрыв глаза, когда ложусь на его колени, совсем как в прошлый раз. Длинные пальцы машинально зарываются в тёмных волосах, принимаясь нежно их перебирать. Хочется замурлыкать подобно котёнку, наслаждаясь приятными поглаживаниями, от которых по телу бегают мурашки. Он смотрит на меня, а я на него. Не знаю, что со мной происходит, но это явно хорошее, тёплое чувство, а не какая-нибудь животная страсть, желание обладать.
— Прости меня, — его голос тихий, немного охрипший. Отводит взгляд в сторону. — Прости. Я бы мог сказать, что виноват алкоголь, но на самом деле дело во мне.
Удивляюсь его откровению, ведь никак не ожидал подобного разговора в такой момент, как сейчас. Немного приподнимаюсь на локтях, чтобы наши лица были на одном уровне.
— Мне бы хотелось однажды закончить то, что мы начали, — голос дрожит, сложно говорить не запинаясь.
Никифоров не сразу понимает смысл сказанных слов, однако когда до него всё же доходит смысл, на красивом лице появляется удивление. Он приподнимает пальцем мой подбородок, заставляя вновь посмотреть в его выразительные глаза. Готов наброситься на него прямо сейчас, совершенно не сдерживая себя в желаниях, однако хватает меня лишь на то, чтобы плавно поддаться вперёд, накрывая тёплые губы неумелым поцелуем. Такие мягкие, желанные, хочется прилипнуть к ним навсегда, если бы это было возможно. Виктор отвечает. Кладёт ладонь на мой затылок, слегка на него надавливая. Пугаюсь, почувствовав ловкий язык у себя во рту; пытаюсь отстраниться, но рука фигуриста не даёт этого сделать, будто настаивает на продолжении. Сердце бешено колотится, когда цепляюсь за его шею, начав входить во вкус. Никогда бы не мог подумать, что именно этот человек украдёт мой первый поцелуй.
Отстраняюсь, почувствовав, что давление на голову слабеет. Виктор мягко убирает руку, а затем смотрит на меня, слегка улыбаясь. Не знаю, что творится в его голове, но в моей полный кавардак. Ещё недостаточно! Запускаю руку под футболку Никифорова, проводя ладонью по крепким мышцам живота, которые моментально напрягаются, стоит к ним прикоснуться. От чего-то даже руки заледенели, в то время как тело пылало. Ладонь то и дело поднималась к груди, а затем опускалась к паху. Мне нравилось слушать его тяжёлое дыхание — оно сильно возбуждало, особенно теперь, поэтому, не желая больше медлить, плавно преодолеваю резинку его штанов.
— Стой, Юри, погоди минутку, — удивлённо смотрю на Виктора, искренне не понимая, почему меня прервали. — Мы не должны этого делать. Только не сейчас.
Внутри что-то обрывается, как будто какой-то канат над пропастью. Едва мне показалось, что теперь нас связывает куда больше, чем дружеские отношения, так всё вновь разрушилось, будто ничего не было. Глупый мальчишка. Опять надеялся на что-то, хотя Виктор никогда не обещал мне статус любовника. Правда, от чего-то легче не становится. Мне так хочется быть рядом с ним, это желание невозможно объяснить словами. Наверное, если бы он мне сказал собирать вещи и уезжать в Японию, я бы разрыдался на его плече. Как глупо…
— Отнеси меня в комнату, — говорю немного раздражённо, не в силах сдержать дрожь во всем теле. — Или подкати ближе коляску.
— Юри…
— Пожалуйста, подкати коляску.
Мне не стоило его целовать, не стоило на что-то надеяться, чего-то желать. С самого начала было понятно, что эта ночь для него ничего не значила, а я как обычно натворил дел, за которые теперь должен отвечать Виктор. Он виноват лишь в том, что пожалел меня после аварии, не смог бросить, решил окружить заботой. Остальные лишь пришли в палату, посмотрели сожалеющими взглядами, а затем ушли, наверняка даже забыли о случившемся. Мне стоит лежать в ногах Никифорова, благодарить его за всё, что он делает для такого калеки, что возится со мной круглые сутки, встаёт в такую рань готовить завтрак. А я ничего не могу для него сделать; такой бесполезный.
Виктор встаёт на ноги, и когда я уже готов к тому, что он возьмёт меня на руки, чтобы отнести в комнату, оказываюсь в лежачем положении прижатым к дивану. Фигурист наваливается сверху, лишая возможности сопротивляться, а потом вцепляется в мои губы грубым поцелуем, окончательно выбивая из колеи. Зачем же он это делает?
Не могу ему противиться, поэтому отвечаю, обхватив руками шею, притягивая ещё ближе к себе. Он такой сильный, властный, хочется отдаться ему без остатка. Внешность играет большое значение, ведь когда-то я влюбился в его красивое лицо, а уже потом в невероятный талант, дарованный кем-то свыше. Ещё в юном возрасте Виктор Никифоров завоёвывал сердца миллионов людей по всему миру, покоряя их гибким телом, плавными движениями, чувственностью во время танца. Им восхищаются и мужчины, и женщины всех возрастов, начиная от самых маленьких и заканчивая стариками. Все эти пищащие девчонки лишь думают, что будут счастливы рядом с ним, но мне-то не понаслышке известен график фигуристов, а особенно чемпионов. У таких как он просто нет времени, чтобы найти достойную девушку, обзавестись детьми, а затем внуками. Время неумолимо бежит на льду, а когда уходишь в отставку начинаешь осознавать, как много потерял за эти годы. Возможно, я лишь один из миллиона, однако никто другой не испытывает к нему такие же искренние чувства.
— Дай мне время.
Его голос сводит меня с ума, заставляет сердце биться чаще. Даже если в конечном итоге качающийся над пропастью мост рухнет, когда мы достигнем его середины, мне не о чем будет жалеть, ведь все счастливые минутки в моей жизни навсегда останутся глубоко в сердце, чтобы согревать в самые тяжёлые периоды жизни.