е сомневаюсь в его победе. Вздрагиваю, когда слышу своё имя. Они только сейчас решили сообщить всем об этом несчастном случае. Извиняются. Только за что? Это мне следует извиняться за собственную глупость. Качаю головой, стараясь об этом не думать. Хочется выключить телевизор, а затем запустить в него пульт, но останавливает лишь мысль, что я хочу увидеть очередную блестящую победу Никифорова.
Однако что-то идёт не так. Прошло достаточно времени после объявления оценок, но последний фигурист на льду так и не появился. Его тренер и фанаты в недоумении, ведь они ещё мгновение назад видели его, готовым ступить на лёд. Вскоре комментатор объявляет об окончании соревнований. Не выдерживаю и выключаю трансляцию раньше, чем успевают объявить финалистов. Почему всё так вышло? Почему именно сейчас? Начинаю рыдать, уткнувшись лицом в подушку. Минако что-то говорит, поглаживая мою спину, но я её совсем не слышу, полностью поддавшись эмоциям. Никогда прежде они меня так не переполняли. Хотя, не удивительно. Так много произошло в последнее время.
Я ждал этого дня слишком долго, но удача так просто отвернулась в другую сторону, навсегда меня покинула. Наивный. Думал, в этот день стану по-настоящему счастливым, стану достойным Виктора, но получилось точно наоборот. На тумбочке стоит рамка с фотографией Вик-чана. Беру её, а затем плавно провожу по стеклу ладонью. Это фото напоминает о детстве, когда только начал интересоваться Виктором. Он понравился мне так сильно, что я начал заниматься фигурным катанием, завёл собаку той же породы, как у него, пытался копировать его программы, во всём подражать. Так много лет прошло, даже не верится.
Проходит примерно час после окончания короткой программы, но даже не беру в руки телефон, не перестающий вибрировать где-то на столе. Мне не интересно, кто так настойчиво желает со мной пообщаться. Не хочу ни с кем говорить. Из-за множества препаратов совершенно не чувствую боли, но от этого только хуже: лучше бы почувствовал, понял, как всё плохо на самом деле. Не знаю, зачем пытаюсь загубить в себе последний лучик надежды, который так старается поддержать Минако, но, пожалуй, ужасная правда гораздо лучше пустых надежд.
Дверь тихо скрипит, а затем приоткрывается, привлекая внимание. Нет, сейчас совершенно не до посетителей. Ну, кто там пришёл?
Не поддельно удивляюсь, увидев в дверном проёме целую толпу людей. Я знаю их лица, знаю их всех, но зачем они здесь? Пришли посмеяться? Или не поверили, что мне действительно не до соревнований? Крис, Мишель, Сара, Пхичит, Жан-Жак, даже Минами, хотя не понятно, как он здесь оказался. Нет, не хочу, чтобы меня таким видели… Уйдите, не смотрите.
— Юри! — кричит Минами и бежит ко мне, едва сдерживая слёзы.
Остальные тоже заходят, следуя его примеру. Не перестаю осматривать каждого из них, внимательно всматриваясь, не упустил ли кого. Да, хочется увидеть Виктора, узнать, пришёл ли он. Правда, надежды растаяли так же быстро, как появились. Конечно, зачем ему приходить. Наверняка у пятикратного чемпиона мира есть более важные дела, чем таскаться по больницам.
— Врачи говорят, на днях тебя выписывают, — Пхичит присел рядом на кровать. — Мы тебе фруктов принесли. Почистить яблочко?
Отрицательно качаю головой, продолжив молчать. Слишком больно. Почему он не пришёл? Почему это происходит со мной? Уйдите все, не хочу никого видеть, не хочу ранить себя ещё больше.
И они уходят. Спустя примерно час. Не важно, главное, что я снова один. За окном давно стемнело, на небе засияла луна. Красиво. Интересно, смогу ли я ещё когда-нибудь вновь посидеть на балконе, любуясь рассветом? Этот дождливый август забрал у меня всё. Ненавижу лето. Ненавижу Викт… Нет, это не правда.
Люблю.
Люблю Виктора. Уверен, у него есть веские причины, по которым не получилось вместе с остальными прийти в больницу. К тому же он сбежал с соревнований, но никто из фигуристов не сказал об этом ни слова. Быть может, он просто не знал, что они собрались ко мне?
Скучаю.
В палату открывается дверь, но не обращаю на это никакого внимания. Как раз вот-вот должен начаться обход. Мне это не интересно. Мысли забиты совершенно другим: фантазиями, мечтами, раздумьями, планами на будущее, где всё налаживается. Если бы Виктор только знал, какую большую роль играет в моей жизни. Думаю, даже если бы он унизил меня при журналистах, камерах, фанатах, я бы всё равно простил.
Хочу…
— Юри? — тихий голос заставляет вздрогнуть от неожиданности. Нет, нет, главное не плакать, он не должен увидеть!
Не выходит. Слёзы, не переставая, катятся по щекам, а всхлипы вырываются сами собой. Зрение размыло, но всё равно вижу, как Никифоров срывается с места и подходит ко мне, заключая в тёплые объятия. Не сдерживаюсь и прижимаюсь к нему, обхватив крепкую спину руками. Даже не верится: он действительно пришёл ко мне, даже принёс какой-то пакетик. Только его хочется видеть, обнимать. Почему так долго, Виктор? Я почти сошёл с ума.
— Не оставляй меня, — не узнаю собственный сорвавшийся голос. — Мне страшно.
— Я никуда не уйду, — отвечает он, зарывая пальцы в моих волосах. — Всё будет хорошо.