Глава 2
Время ничего не смягчит, не сможет исцелить раны, которые нанесла сама жизнь, непонятно за какие грехи. Говорят, боль поутихнет, оставив после себя восторги и пылкие желания, но разве всё это стоит таких больших мучений, которые переживает человечество каждый день? Иногда физическая боль помогает усвоить жизненно важные уроки, показать всю нашу беспомощность в критической ситуации. Мир — это просто мерзость. Он гадкий, тошнотворный, как не прекращающийся страшный сон. В нём слишком много боли… Слишком много. Во сне дёргаю рукой, едва не выдрав из вены капельницу, и тут же просыпаюсь от пронзившей всё тело боли. Уже прошло несколько дней, но невозможно привыкнуть к вечным протыкающим кожу уколам, бесконечным дозам таблеток. Не могу больше здесь находиться, но возвращаться домой не хочется ещё больше, ведь там мама. Что она скажет? Нет, не хочу видеть на её весёлом лице слёзы. Не прощу себе этого. Опускаю голову, и сердце от чего-то ликует, когда замечаю спящего рядом Виктора. Наверное, ему жутко неудобно в сидячем положении. Смотрю на него долго, не в силах оторваться. А может, просто не верю, что он вчера не ушёл, а остался рядом на всю ночь, не бросил. Ловлю себя на мысли, что это первая наша совместная ночь. Нет, нельзя думать о таких вещах в моём положении, тем более в его присутствии. Но не могу. По всему миру ходят легенды о красоте русских девушек, но думаю, Виктор в одиночку может затмить их всех, по крайней мере, в моих глазах. Хочу прикоснуться к нему, провести по пепельным волосам, пропустить их через пальцы. Наверняка они очень мягкие, прямо как пушок у маленького утёнка, который совсем недавно появился на свет. Тяну к нему дрожащую ладонь и уже не могу остановиться, медленно, сантиметр за сантиметром приближаясь к своей мечте. Он так близко, я могу сделать это, ощутить его в полной мере, а о большем не смею даже мечтать. Осторожно, опасаясь, что Виктор проснётся, прикасаюсь указательным пальцем к его макушке, но уже через мгновение более уверенно добавляю ещё три, немного надавив. Да, волосы действительно мягкие. Сам не замечаю, как начинаю увлекаться, совершенно ни о чём не думая. Перебираю светлые пряди, пропускаю их сквозь пальцы; в какой-то момент на лице даже проскальзывает подобие улыбки. Но всё заканчивается так же быстро, как начиналось, когда Никифоров шумно выдыхает, после чего приподнимает голову, сонно глядя на меня. Приходится резко одёрнуть руку, надеясь, что он ничего не успел сообразить спросонья. — Только не говори, что нашёл седой волос, — тревожно произносит он, хватаясь за макушку. — Или я уже лысею? Тихо смеюсь, однако почти сразу замолкаю, удивляясь собственному голосу. Рядом с ним я чувствую себя таким слабым, беспомощным, хочется получить от него поддержку, внимание. Неужели это такой прекрасный сон? Если так, пусть он никогда не заканчивается. Не хочу просыпаться, не видя его лица, не хочу засыпать, не видя его улыбку. Не зря говорят, что к хорошему быстро привыкаешь. Теперь я зависим; влюбился в парня, который знает только моё имя. Но он особенный. Мне самому до конца не понятно, что именно привлекает в нём, располагает к себе, поэтому хочется узнать как можно больше, получить ответы на интересующие вопросы. Может, он — мой ангел? Только в его силах было предотвратить случившееся. Помешала лишь моя неуверенность в себе. Как обычно. — Нормально себя чувствуешь? — тихо говорит он, положив ладонь мне на лоб. — Может, поешь? Отрицательно качаю головой, хотя прекрасно понимаю, что делаю хуже только себе. Внутри словно борются два разных человека, не желая уступать друг другу. С одной стороны, мои спонтанно принятые решения всегда заканчиваются катастрофой, но с другой… причиной моим бедам служит лишь моя любовь к Виктору. Мне и раньше приходилось испытывать нежные чувства к людям, но никогда прежде не мог с уверенностью сказать, что люблю. — У тебя тоже пудель? Точно… Мой пёс, Вик-чан. Я назвал его в твою честь, Виктор, ты ведь не знаешь об этом, верно? Он умер, его больше нет со мной, поэтому прошу, хоть ты останься рядом навсегда. Мне нужна лишь твоя любовь, твои прикосновения. Много ли это? Сердце так быстро бьётся, не могу его унять, как и боль, давящую на грудь со всей силы. А что же ты? Смотришь на меня взволнованным взглядом, жалеешь, хочешь помочь, однако делаешь лишь хуже. Я ведь привыкну, как привыкают котята к хозяевам. Котята, которые ещё не знают, что их могут оставить одних в этом жестоком мире, без защиты, любви. Чувствую, как по щекам стекают слезинки. Пытаюсь их спрятать, закрыв лицо руками, но Виктор не даёт этого сделать, протягивая ко мне руку. Плавным движением большого пальца стирает солёные капельки, а затем просто смотрит на меня, ни на секунду не отрываясь. Его глаза кажутся холодными, но на самом деле это вовсе не так. Хочу, чтобы он меня поцеловал, и когда наши лица становятся достаточно близко друг к другу, тянусь вперёд, совершенно позабыв о каких-либо рамках. Виктор несильно хмурится, а потом мягко отстраняется, ничего не сказав. Дурак. Я поторопился. Что он теперь подумает обо мне? — У тебя голова кружится? — всё такой же спокойный голос. — Может, стоит позвать доктора? Да, стоит, но не могу ничего сказать или хотя бы пошевелить головой. Тело как-то странно покалывает, а в глазах вдруг темнеет. Это всё твои чары, Виктор. Я бессилен против твоего лика, голоса, твоих прикосновений. Скажи, что я такого сделал? За что мне приходится так страдать? Больно. Будто на сердце вылили раскалённый свинец. Наверное, именно из-за этого ощущения дыхание спёрло, словно в помещении закончился кислород. Не могу дышать, никак не получается заставить себя сделать это, поэтому открываю рот, словно выброшенная волнами на берег рыба. Кажется, Виктор зовёт доктора. Он встаёт, собирается выйти из палаты, но хватаю его за запястье, не позволяя этого сделать. Сам не понимаю, откуда взялись все эти силы. Не хочу оставаться в одиночестве. В палату врываются несколько человек в белых халатах, однако мне не видно их лиц. Всё вокруг размазано, даже очертания Виктора кажутся немного жуткими. Эти люди пытаются расцепить мою хватку, высвободив его руку, но все попытки заканчиваются неудачей. Уже вскоре они понимают, что это даже облегчает им задачу. Чувствую, как в вену входит игла, но продолжаю крепко держать запястье Никифорова до тех пор, пока сознание окончательно не заволакивает тьма. Даже звон в ушах прекратился. Слышу, как врач что-то объясняет, правда, понять его оказывается куда сложней. Всё происходит словно через непонятную пелену, слабо пропускающую звуки. Пытаюсь пошевелить рукой, но тело не слушается, отказываясь выполнять команды. Не могу понять: продолжает ли сидеть рядом Виктор, ведь у меня больше не получается что-то почувствовать. Может, я уже умер? Почему так темно? И что мне такое вкололи? Нет, нет, только не оставляйте меня одного! Я не хочу быть один… *** Где-то за окном слышится пение маленьких птиц, а если хорошо прислушаться, можно услышать ещё и детский смех, раздающийся на площадке в соседнем дворе. Все спешат куда-то по своим делам, совершенно не глядя под ноги, поэтому нередко сталкиваются друг с другом. Многие даже не подозревают, что, возможно, это сама судьба свела их вместе, чтобы они были по-настоящему счастливы. Интересно, а наша встреча с Виктором была судьбоносной? Многие даже не придают малейшего значения, когда сталкиваются с кем-то на улице, всё-таки подобное — не редкость. Медленно, словно чего-то боясь, открываю глаза. Поначалу зрение немного размыто, поэтому не выходит оглядеться. Кажется, мне поставили очередную капельницу, судя по сильно-затёкшей руке, которой даже не получается пошевелить. Приподнимаюсь на локтях, пытаясь занять сидячее положение, чтобы хотя б немного размять ноющую шею. Белая пелена исчезает уже через несколько минут, позволяя, наконец, немного успокоиться. Всё те же белые стены, неудобная кровать, фотография Вик-чана на прикроватной тумбочке. Кажется, чего-то не хватает. Глаза резко распахиваются, и я выдёргиваю из руки капельницу, совершенно не подумав о возможных последствиях. Кажется, потекла кровь, но мне некогда думать об этом. Виктор. Куда он делся? Неужели бросил меня, оставил совсем одного? Пытаюсь встать на ноги, но те совершенно не слушаются, от чего падаю на пол, сильно ударившись головой. Чувствую, что начинаю паниковать, будто оставшийся в одиночестве щенок. Почему всё это происходит именно со мной? Август… Всё случилось в августе. Из-за него я остался калекой, не способным даже самостоятельно передвигаться. Кому нужен человек, которого придётся каждое утро кормить, одевать, даже мыть? Может, есть в мире такие мазохисты, но Виктор явно не из таких. Потираю ушибленную часть головы, пытаяс