сь, сегодня ты хотел сходить со мной на тренировку.
— Не самый лучший день для этого, — лениво отвечаю, сильней кутаясь в мягкое одеяло. — Лучше проведу его здесь, не вставая с постели.
— Два года прошло с того дня, — тихо произнёс фигурист, присаживаясь на край кровати, положив тёплую руку на мой лоб. — Уже забыл о своём обещании непременно вернуться на лёд? Куда растерялась твоя уверенность?
А ведь он прав. Ещё в больнице я отказывался верить в своё плачевное состояние, клялся вернуться в спорт и выиграть Гран-при ради Виктора. Доказать ему, что ещё чего-то стою. Операция в Германии прошла успешно, и уже через пару месяцев удалось сделать первые шаги. Порой ноги сильно ломило и сковывало ужасными судорогами, но Никифоров всегда был рядом, радуясь каждому новому шагу, словно личному достижению. Мне никогда не расплатиться перед ним за всю теплоту и любовь, которую он дарил мне два долгих года. Только он не дал мне опустить руки, когда, казалось бы, ситуация совсем была безнадёжна, а сейчас всеми силами старается вернуть на лёд. Только я уже сам не знаю, хочу ли этого…
— Хорошо, ладно, я схожу с тобой на тренировку, — произношу, лениво откинув в сторону тёплое одеяло. — Но мы ведь уже пробовали месяц назад. Ничего не выйдет.
— Не говори так, пока не попробуешь.
Виктор невесомо поцеловал меня в макушку, прежде чем скрылся в дверном проходе, ведущем на кухню. Почему? Почему он продолжает верить в меня, несмотря ни на что? Я отнял два драгоценных года его жизни, а он продолжает говорить, что всё хорошо…
Осторожно занимаю сидячее положение, свесив с кровати ноги так, чтобы кончики пальцев касались пола. Чувствительность вернулась относительно недавно, весьма неожиданно для меня и Виктора. От счастья слёзы долго не прекращали течь по щекам, плавно переходя на шею, а затем пропадая где-то в вороте домашней футболки. Узнав об этом, мама прилетела ближайшим рейсом в Россию, а потом долго отказывалась возвращаться домой, пока её не забрала Минако. Однако всё оказалось не столь красочно, как казалось на первый взгляд: почти мгновенно появились жуткие боли, сковывающие конечности. Постоянный приём обезболивающих препаратов давно вошёл в привычный рацион. Врачи сказали, что это пройдёт со временем, и может уже прошло, но пока не могу решиться проверить, продолжая исправно пить таблетки и порошки.
С тяжёлым вздохом встаю на ноги. В течение нескольких месяцев Виктор практически учил меня заново ходить, шаг за шагом награждая пылкими поцелуями за старания. Мне даже нравилось, но этого по-прежнему было чертовски мало, хотелось куда большего.
Тянусь к заранее приготовленной с вечера одежде, висящей на широкой спинке высокого стула, и начинаю не торопясь одеваться, представляя, как буду наблюдать за катанием кумира, его мягкими движениями, любоваться натренированным телом, пускай даже через слой одежды. Его тренер должен прилететь только завтра, а пока что Виктор будет принадлежать только мне, и его танец на льду будет лишь для меня.
— Юри-и, ты собрался? — откуда-то из соседней комнаты раздался протяжный голос Никифорова. — Поторопись, а то времени совсем не останется.
— Я почти готов, — отвечаю, пристально разглядывая себя в зеркале.
Что-то во мне не так. Продолжаю смотреть на собственное отражение с нескрываемым презрением, но вскоре, недолго думая снимаю очки с тёмно-синей оправой, откладываю их в сторону, подальше с глаз. Картинка становится немного размытой, но вижу достаточно, чтобы не влупиться лбом в дверной косяк. Кажется, так гораздо лучше, но чего-то по-прежнему не хватает… Запускаю пятерню в тёмные волосы, принимаясь зачёсывать их назад. Как раз в этот момент в комнату входит Виктор. Он просто стоит, удивлённо глядя в мою сторону, не решаясь произнести ни слова. Я не вижу его, но очень хорошо ощущаю это каждой клеточкой своего тела.
— С каких пор ты убираешь назад волосы? — наконец, фигурист нарушает звенящую тишину, подойдя ко мне со спины, нежно обнимая. — Тебе очень идёт.
Чувствую, как щёки наливаются краской и стараюсь прикрыть лицо, но это получается плохо, потому что Никифоров разворачивает меня к себе, накрывая губы своими.
— Я люблю тебя, Юри, — шепчет он, утыкаясь носом мне в плечо.
Осознание того, что слёзы начинают катиться по щекам, приходит не сразу. Казалось бы — обычные слова, которые слышу практически каждый день. Только сегодня прозвучали они несколько иначе. Обручальные кольца на наших пальцах — лишнее доказательство нашей любви и глубокой привязанности друг к другу. Мне никогда не забыть тот злосчастный день в конце августа, сделавший меня, в конце концов, по-настоящему счастливым. Не важно, чистая случайность это или знаки самой судьбы, главное, что сейчас мы вместе.
Всю дорогу оба молчим, глядя на мелькающие в окне фонарные столбы. Людей на улице практически нет, как и других машин на встречной полосе. Пальцы Виктора крепко переплетаются с моими, словно я могу куда-то сбежать на ходу, безо всяких объяснений причин. Он заметно напряжён, но это не удивительно: мы практически на том месте, где всё произошло. Я уже смутно помню случившееся, да и не хочу вспоминать. Тот самый перекрёсток, переход. На секунду кажется, будто вижу на асфальте лужу свежей крови. Своей крови. Никифоров слишком быстро замечает ужас в моих глазах. Прижимает крепко к себе и шепчет, что всё хорошо. Тот страшный день позади. Всё давно закончилось и никогда не повторится.
Мне всегда казалось, что мир сер и никчёмен. Люди не знают, что такое доброта и сочувствие, все слишком заняты собственными проблемами. Кому какое дело до несостоявшегося фигуриста, пострадавшего в аварии из-за безответной любви и собственной глупости? Но они собрали огромную сумму денег на операцию, чтобы я вновь смог подняться на ноги. Все конкуренты разом стали близкими друзьями, которые регулярно навещали меня в больнице. Их поддержка оказалась важнее всего остального, что было в моей жизни. Но чаще всего порог палаты переступили Отабек и Юрий. Эти двое стали неотъемлемой частью нашей с Виктором жизни. Я искренне благодарен Алтыну за всё, что он для нас сделал. Только благодаря ему всё встало на свои места.
— Оп, приехали, — весело сказал фигурист, вытаскивая меня из омута мыслей. — Идём скорей, у нас есть всего несколько часов.
Беру его за протянутую мне руку и вылезаю из автомобиля, оглядываясь по сторонам. Здание казалось куда больше, чем два года назад. Я на секунду даже засомневался, что это именно оно, но Виктор решительно потянул меня внутрь, не дав сказать ни слова. Здешняя ледовая арена совершенно отличалась от всех тех, где мне приходилось кататься прежде. Не удивительно, что именно это место было выбрано для проведения очередного Гран-при. Пока я был увлечён разглядыванием пустых трибун, представляя, как мог бы поразить всех на последних соревнованиях, Виктор где-то достал две пары коньков и старенький магнитофон с кассетой. Записанная на ней мелодия была мне знакома: Никифоров катался под неё ещё на юниорских соревнованиях и одержал блестящую победу, сделавшую его по-настоящему знаменитым.
— Ну, чего застыл?
Сунув мне коньки, фигурист без промедлений вышел на лёд, плавно проскользив вдоль высоких бортиков, расправив руки в стороны, подобно парящей в небе птице. Долго любуюсь этим катанием, прежде чем осознаю, что это вовсе не движения его новой программы. Скорее… они мои… Помню, как ночи напролёт придумывал и добавлял элементы, сложные прыжки и плавные движения. Виктор видел моё катание только пару раз, так неужели всё запомнил?
Не торопясь подхожу к магнитофону, зачарованный великолепным катанием, а затем нажимаю на красную кнопку, останавливая музыку. Никифоров смотрит в мою сторону с неподдельным удивлением, но сам не понимаю причину своего поступка. Может, мне просто больно видеть столь умелое исполнение моей несбыточной мечты в лице кумира. Конечно, я бы ни за что не выиграл два года назад. Никто не сможет отобрать победу у Виктора Никифорова.
Фигурист начинает катиться в мою сторону. Видимо, хочет узнать, почему я его прервал. Но прежде, чем он успевает доехать, делаю шаг вперёд, прямиком на лёд. Не уверен, что из этого что-нибудь получится, ведь ноги по-прежнему слишком слабы для такого испытания. Однако мне удаётся удержать равновесие. Внутри всё замирает, только сердце продолжает колотиться в бешеном темпе, стремясь проломить грудную клетку.
— Получилось, — шепчу едва слышно и вижу счастливую улыбку Виктора, его блестящие глаза. — У меня получилось!
— Верно, Юри, — отвечает он, продолжив двигаться ко мне на встречу, расправив руки для объятий. — Ты молодец.
Слишком сложно поверить в происходящее после стольких лет беспомощности. Впервые за долгое время я ощущаю свободу, могу вдохнуть полной грудью, не боясь завтрашнего дня. Невероятное, ни с чем несравнимое ощущение. Хочется кричать, плакать и смеяться одновременно. Наверное, я схожу с ума…
Не замечаю, как оступаюсь и падаю прямиком на ничего не ожидающего Виктора, оказавшегося достаточно близко. Сейчас ничего не имеет значения, просто я по-настоящему счастлив. Два года страданий, наконец, принесли свои плоды, и мне остаётся только продолжать радоваться жизни, благодаря судьбу за столь чудесный подарок.
— У меня получилось, я смог, — продолжаю повторять, будто в бреду, навалившись на упавшего плашмя Виктора