ысока. Наверное, мои размышления походят на думу психа, но, возможно, так и есть. Я стал таким около года назад, когда в очередной раз проиграл чемпионат Гран-при. Тогда мне посоветовали уступить место более молодым, талантливым фигуристам, которые сумеют достичь высот, когда придёт время, но кто они такие, чтобы решать мою судьбу? Тогда и начались бесконечные тренировки, утренняя пробежка, а время провождения на катке увеличилось до четырнадцати часов в сутки. Приходилось кататься, пока усталость не свалит с ног, лишив возможности даже шевелиться. Про любимую еду пришлось позабыть. Иногда мама специально готовила кацудон к моему приходу, но я или оставался ночевать у Минако, или возвращался слишком поздно, чтобы позволить себе такую роскошь. Увидев мамины слёзы в первый раз, пришлось дать слово, что сразу после победы на Гран-при навсегда завяжу со спортом, заживу обычной жизнью и буду есть столько кацудона, сколько влезет. Не уверен, что смог бы его сдержать…
Прошло около получаса полёта, прежде чем решаюсь попытаться поспать, чтобы не видеть этих пролетающих мимо иллюминатора облаков. Смотрю на Виктора, который, нацепив на глаза маску для сна, тихо посапывал на своём сидении. Пока этот человек рядом, на душе удивительно спокойно. Усмехнувшись своим мыслям, закрываю глаза, стараясь расслабиться. Правда, это сделать не удалось, так как через мгновение почувствовал чью-то голову на своём плече. Даже не пришлось думать, чтобы понять, кому принадлежит эта макушка с серебристыми волосами. Его тепло чувствовалось даже через одежду, вызывая табуны мурашек. Время, остановись!
Покупая билеты, Виктор выбрал не самые удачные места: возле крыла самолёта. Не знаю, может кто-то считает их удачными, но для меня нельзя было найти места хуже. Лучше бы не видеть этот огромный, шумный двигатель. Повернув голову в его сторону, замечаю что-то странное: на мгновение кажется, словно из него вырвалось несколько искр. Это были какие-то секунды, но уже успеваю не на шутку испугаться. Сняв очки, тру глаза, затем вновь смотрю на злосчастный двигатель, но ничего необычного не замечаю. Наверное, показалось.
Стоит об этом подумать, как самолёт резко сотрясается, как будто в него врезалось что-то огромное. Даже Никифоров проснулся от такого, принявшись вертеть голову в разные стороны, позабыв снять маску. Пассажиры в салоне начали переговариваться, пристёгиваться ремнями безопасности, кто-то даже истерично закричал. Прижимаюсь ближе к Виктору и немного успокаиваюсь, заметив его спокойное выражение лица, как будто ничего необычного не произошло.
— Не волнуйся, Юри, это всего лишь небольшая воздушная яма, — смотрит на меня немного заспанными глазами. — Тебе нечего бояться…
Его прерывает голос пилота, который сообщает, что один из двигателей оказался неисправным, поэтому придётся развернуть самолёт и совершить аварийную посадку. В салоне повисает мёртвая тишина, однако она не продолжается долго: авиалайнер вновь сотрясает, но уже гораздо сильней, чем в прошлый раз. Теперь отчётливо видно, как двигатель начинает гореть, а запах дыма проникает в салон. Кто-то кричит: «мы все умрём», и я понимаю, что вот-вот начнётся паника. Люди в растерянности встают со своих мест, пытаются найти сотовые телефоны. Кислорода начинает не хватать, а из-за дыма ничего не видно даже на расстоянии вытянутой руки. Стараюсь собраться, взять себя в руки, но присоединяюсь к напуганной толпе, как только не обнаруживаю рядом Виктора. Куда он исчез? Почему просто молча ушёл? Уже после третьего толчка стало понятно, что ни о какой аварийной посадке больше речи не идёт. Самолёт начал стремительно падать…
Резко распахиваю глаза, жадно глотая ртом воздух. От неожиданности стоящий рядом Никифоров роняет пластмассовый стакан с водой. Он хмурится, глядя на образовавшуюся лужу, но ничего мне не говорит, а когда поднимает голову, на его лице вновь играет улыбка.
— Юри, мы прилетели, пора выходить.
Оглядываю глазами салон. К выходу торопливо стремятся люди, желая покинуть душный самолёт. Нам торопиться некуда, да и не хочется, чтобы опять на меня глазели, как на восьмое чудо света. Смотрю в окно. Кажется, на улице хорошая погода, светит солнце. Может, все байки про Россию не такие уж правдивые?
— Добро пожаловать в Санкт-Петербург, — Виктор подходит ближе, а затем наклоняется ко мне, позволяя за него ухватиться. — Идём скорей, нас ждут.
Интересно, кто может нас тут ждать? Наверняка это какие-то его друзья, которые будут расспрашивать меня обо всём на свете, если, конечно, знают язык. Надеюсь, нет. Когда он берёт меня на руки, чувствую себя какой-то девушкой, но даже не думаю возражать, ведь вряд ли ещё представится такой случай. Крепко обнимаю его за шею, спрятав покрасневшее лицо. Это начало моей новой жизни, совершенно не похожей на предыдущую, что была в Японии. Тот Юри Кацуки умер, а ему на смену пришло что-то новое, чего я сам ещё не успел до конца понять. Кто знает, возможно, он понравится мне куда больше, чем можно представить.
***
Солнце ударяет в глаза сразу после выхода из самолёта. Это место по-своему прекрасно, всё здесь отличается от прочих стран. Воздух, вода, люди, погода, даже трава выглядит иначе. Множество непонятных деревьев, которые больше нигде не встретишь, интересные сочетания запахов, все эти цветы. Кажется, в этом городе давно не было дождя. Даже не верится, что меня так просто уговорили. Даже не уговорили, а скорей убедили приехать сюда.
У самого трапа стоит высокий мужчина в шляпе. Кажется, нам доводилось встречаться прежде, правда пока не могу как следует рассмотреть лицо. Рядом с ним стоит заранее приготовленная инвалидная коляска. Как же не хочется разжимать руки, отпускать Виктора, чтобы сесть на это жёсткое кресло.
— Яков, я рад тебя видеть! — Никифоров осторожно усадил меня, а затем прилип к своему тренеру. — Спасибо, что встретил.
Мужчина внимательно осмотрел меня с ног до головы, как будто его лучший ученик привёл к нему знакомиться невесту. Мне стало даже как-то не по себе, хотелось изо всех сил вжаться в кресло, лишь бы убежать от пристального взгляда светлых глаз.
— Ты хоть представляешь, сколько тренировок уже пропустил? — Яков нахмурил брови и скрестил руки на груди. — Витя, это тебе не шутки. Чтобы завтра явился, иначе мне придётся лично…
— Знаешь, я тут подумал и решил временно завязать, — Виктор посмотрел на меня, слабо улыбнувшись. — Я потерял свой источник вдохновения, так что не вернусь, пока не найду новый.
Даже не знаю, что почувствовал в тот момент. Это был целый букет различных эмоций, начиная с удивления и заканчивая злостью. Неужели он сделал это из-за меня? Нет, он же сказал, что просто потерял вдохновение. Фигурист не сможет долго жить без льда, хотя никто не говорил, что Никифоров совсем перестанет кататься. Однажды мы с родителями решили проехать на машине по Японии. Уже не помню, сколько ушло времени, но все мои мысли были про катание. Я закрывал глаза, представлял, как делаю те или иные элементы на льду, отрабатываю прыжки.
— Если решишь вернуться, так и знай — обратно не возьму, — заключил Яков, пошагав к выходу из аэропорта.
Виктор всё время оставался спокойным, словно знал, что слова его тренера не стоит воспринимать серьёзно. Он почему-то даже не сомневался в своей правоте. В любом случае, он фигурист высшего класса, поэтому любой согласится стать его тренером. Если Никифоров в этом вообще нуждается. Яков довёз нас до какого-то высокого здания, и я не сразу понял, что это жилой дом. Никогда раньше не видел таких в Японии или других странах. Во дворе было довольно много людей, поэтому оставалось надеяться, что Виктор не станет тащить меня, на глазах у всех. Хотя, кого я обманываю? Конечно, он вновь сделает всё по-своему, ведь это — сам Виктор Никифоров. Когда это его интересовало чужое мнение?
Он первый вышел из машины, а затем подошёл к моей двери, открыв её. Кажется, я случайно попал в рай, где все самые сокровенные желания исполняются.
— Мы почти дома, Юри, — Виктор осторожно пересадил меня на инвалидное кресло. — Надеюсь, ты быстро привыкнешь и будешь чувствовать себя как дома.