Если же нет – тогда мне повезло, потому что подобных частных пансионов у нас в стране не слишком-то много. А в государственных интернатах условия такие, что маман не решится туда меня сдать. Да и папа вступится! Уж на такое он не пойдет, я надеюсь! Все-таки, я его дочь! Может он, наконец, вспомнит об этом. Ага, еще может, откроет глаза, снимет розовые очки? Поймет, что маман все это время водила его за нос? Нет, за рога, ха-ха!
Нет, похоже, так рано Мария Павловна и приспешники решили не сдаваться. Меня вновь ждет кара, причем больше напоминающая ту самую многострадальную порку. Кажется, у кого-то лопнуло терпение, раз благовоспитанные воспитательницы перешли к физическим наказаниям. Правда, элементы морального подавления все равно присутствуют. Психологи, блин. А ведь бьют по самому больному!
Меня вывели во двор. Поставили на пересечении тропинок по территории - этот пятачок просматривается со всех зданий и корпусов. Так-так-так, что теперь?
- Раздевайся. – Моими действиями сегодня руководит Мария Павловна. Что ж, если ей это доставляет удовольствие, то, пожалуйста…
- Совсем? – Не так уж и много на мне одежды, чтобы ее можно было свободно снимать. Под маечкой, например, вообще ничего нет. Кроме тела, естественно. И что мне потом, руками прикрываться?
- Совсем. Положишь всю одежду на землю рядом с тобой. Стоять тебе в таком виде до утра. Это понятно?
Да уж, понятнее некуда! Это что же за экзекуция такая?! Всю ночь стоять в голом виде на самом видном месте. Меня еще сверху фонарь освещает, как назло! Вот ведь повезло, так повезло - ничего не скажешь. Нет, конечно, мне грех жаловаться на свою фигуру, но есть ведь еще такое понятие, как скромность. Мои моральные качества не позволяют такие финтеля выделывать, без зазрения совести и смущения!
С другой стороны, если я сейчас откажусь, эта крыса может меня и насильно раздеть. Ей-то что? Возьмет, да потянет посильнее. Только я потом не только одну ночь – все три года буду в таком виде бегать - потому что это моя последняя одежда, и другой не будет. Просто неоткуда взять, если только у соседок из чемоданов украсть. Но их много, я одна.
Моя репутация и так хромает на обе ноги и косит на оба глаза. Меня здесь знают только, как революционерку, вздорную и злую девчонку, которая и за словом в карман не полезет, и чихала на все порядки и устои. Почему бы еще в этот список не занести «воровка»? Для полного создания образа. Тогда меня прямо отсюда отправят в настоящую тюрьму - еще лет на десять.
Надо будет хоть побить кого-нибудь перед этим - раз уж все равно засудят. Я, если честно, получу от этого нескрываемое моральное удовлетворение. Почти такое же, что сейчас на лице Марии Павловны отражается. А улыбается она, потому что я медленно, подчиняясь голосу разума, начинаю стягивать с себя одежду.
Хорошо еще, что пансионат только для девочек! Если бы меня выставили на всеобщее обозрение у корпуса мальчиков, я бы этого не вынесла. Я бы повесилась потом в туалете! От стыда.
Холодно-то как! Я ведь раньше и не замечала. Особенно ночью. Когда везде и свет уже погас, и спать легли воспитанницы всех корпусов, насладившись вечерним шоу под названием «Олеся Коновалова в неглиже». Все равно стыдно! Даже перед девчонками.
А еще я себя сама накручиваю. Курица! Овца! Надо было язык за зубами держать! Может, все и обошлось бы?
Как подумаешь, так вообще, хоть волком вой. Хорошо, что со стороны третьего корпуса несколько раз раздавались крики: «Олеся, мы с тобой!». Марго, Катерина, Лиза… Я надеюсь, им не попало за эти крики?
Все-таки приятно, когда в тебя кто-то верит, поддерживает, переживает! Я даже трястись ненадолго перестала. Где-то с полчасика простояла с победным видом: подбородок вверх. И вообще, пусть меня воспринимают, как народную страдалицу. Почти святая, можно сказать! Прямо, Жанна д’Арк, ей богу!
А потом крики стихли, свет погас, и я осталась совсем одна. В таком «интересном» виде. Брр, холодно! Какое же сегодня число? А месяц? Вроде еще май. Меня отправили сюда, в пансионат «для благородных девиц» сразу после майский праздников. Сейчас, по всей видимости, должно быть число двадцатое. Что же так холодно-то, а? Вроде и светло – белые ночи, и ветра нет, а меня всю потряхивает, как на иголках.