Фрунзе прищурился.
— Обещаете?
— Торжественно клянусь.
— Сто пудов эфира.
— А что это такое: что-нибудь наподобие птичьего молока?
— Приедете в Москву, позовите некоего Склянского и прикажите: для Фрунзе сто пудов эфира!
— Хоть двести!
— Э-э, на радостях вы чего угодно наобещаете. Сто — и ни грамма больше.
Они шутили, смеялись, хотя обоим было не до шуток. Тепло простившись, разъехались: Каменев — в Москву, Фрунзе — в полевой штаб.
Хозяин целого фронта… Теперь уже официально. И если всего полгода назад имя Фрунзе как полководца никому не было известно, то теперь о нем заговорили как о военной величине первого ранга.
Радовало ли это его самого? Он был человек несуетный и трезво оценивал свои успехи. Он знал: успехи были бы невозможны, если бы он не начал воспитывать свою рабочую армию еще с пятого года, если бы эту огромную армию не воспитывал десятилетиями Ленин. Действующие лица оставались все те же: пролетариат и капитал. Пролетариат вместе со своими союзниками одерживал сейчас победу за победой. И это закономерно. Да и не может быть по-другому. Что изменилось от того, что Фрунзе стал командующим фронтом? Рядом по-прежнему старая гвардия: иваново-вознесенцы, Волков, Любимов, Батурин, Фурманов. Рядом Новицкий, Авксентьевский, Сиротинский. Рядом Куйбышев, Гусев, Чапаев, Тухачевский. Успех тысяч людей нельзя приписывать одному. Ценность лавровых венков ему всегда казалась сомнительной. И когда в политотдельской газете прочитал о себе и о Чапаеве: «Красные герои», вызвал редактора и мягко сказал:
— Обо мне так писать не следует. Выходит, что вы собственное начальство нахваливаете.
Редактор смутился. Он был молод, и Фрунзе представлялся ему самым большим героем.
Радовала относительная независимость. Теперь легче будет осуществлять свои оперативные замыслы.
Разбитые части Колчака отступали по двум направлениям: те, кто уже не мог оказывать сопротивления, — вдоль Сибирской железной дороги, на Иркутск; сохранившая боеспособность южная группа генерала Белова — на юго-восток, на Туркестан. Таким образом, Восточный фронт как бы лопнул, разорвался и грозил растянуться на тысячи и тысячи верст. Когда 9 августа была взята Тюмень, находящаяся далеко за Уральским хребтом, а генерал Белов откатился в Орско-Актюбинский район, Фрунзе почувствовал себя в роли охотника, бегущего за двумя зайцами сразу.
На Урале и в Оренбуржье закрепилась белоказачья армия генерала Толстова. Эти две группы блокировали дорогу на Туркестан. Сейчас они были главным противником. Они могли захватить Туркестан, могли соединиться с Деникиным, начавшим поход на Москву.
Фрунзе неоднократно предлагал организовать самостоятельный Туркестанский фронт, выделив его хотя бы из Восточного. Ездил с обоснованием своего проекта в Москву. И теперь, когда Восточный фронт утратил былое значение, Фрунзе пошли навстречу. Ровно через месяц после отъезда Каменева пришла телеграмма: назначаетесь командующим Туркестанским фронтом!
И все встало на свое место. Появилось туркестанское направление.
Какими силами располагал теперь Фрунзе? Практически двумя армиями: Четвертой и Первой. С Тухачевским пришлось проститься.
— В старые времена хан, умирая, завещал детям, какие стороны света они должны завоевать, — сказал Михаил Васильевич Куйбышеву. — Мы с вами в положении таких наследников: нам подчиняется все то, что в самом Туркестане, отрезанном Беловым, и еще Астраханская группа войск. Кстати, некто Тимур, или Тамерлан, мой земляк, в 1391 году около Самары разбил войско Тохтамыша, чем объективно способствовал освобождению русских княжеств от татарского ига. А нам придется освобождать родину Тимура от ига царских адмиралов и генералов, претендентов на престол. Вот вам исторический парадокс.
Валериан Владимирович теперь был членом Реввоенсовета нового фронта. Их штаб по-прежнему находился в Самаре. Фурманова перевели в политуправление фронта. Вместо него к Чапаеву направили комиссаром Павла Степановича Батурина. На Исидора Любимова возложили обязанность снабжать армии всем необходимым. Федор Федорович Новицкий исполнял обязанности начальника штаба. Авксентьевский — заместителя командующего фронтом.
Да, все были на своих местах.
Бодрое настроение не покидало Фрунзе. Он снова был воодушевлен, захвачен неслыханными по изощренности оперативной мысли планами.
Встречаясь с иваново-вознесенцами, он испытывал к ним родственное чувство, это была его самая прочная опора — островок «Красной губернии», потому-то и посылал их на самые трудные дела, продолжал пестовать. Когда все закончится, он вместе со всем полком, с Фурмановым, Любимовым, Батуриным, Волковым, а может быть, и с десятками других, с теми же Чапаевым, Кутяковым и Плясунковым, вернется в «Красную губернию», и, раз навсегда упрочив великий хлопковый путь из Туркестана, они с такой же страстью и энергией будут одевать в ситцы раздетую республику. А может, Чапая, Кутякова, Плясункова придется все же послать в военную академию. Степные орлы, получив военное образование, станут вожаками невиданных по организации и оснащению техникой армий, которым придется столкнуться с капиталом в грядущих последних боях… А пока он поведет иваново-вознесенцев в страну хлопка, зноя и песков.