Михаил Васильевич понимал, что, готовя решительное наступление против Врангеля, нужно всеми мерами укрепить собственный тыл, хотя бы на время обезвредить Махно. Фигура Махно никакой загадки для него не представляла. Если Мадамин-бек и другие басмаческие курбаши прикрывали свои бандитские действия требованиями некой «Тюркской республики без русских», то Махно выдвигал демагогический лозунг «самостийности Украины». А классовая суть была одна и та же. При сложившихся обстоятельствах Махно должен поступить точно так же, как в свое время поступил Мадамин: перейти на сторону Советской власти. Хотя бы для того, чтобы сохранить за собой часть крестьянства, свою «повстанческую армию».
Что бы сказал Федор Федорович Новицкий, если бы узнал, что Фрунзе собирается привлечь на сторону Красной Армии Махно?..
В первый же день пребывания в Харькове Фрунзе послал гонца в Гуляй-Поле с приказом «командарму повстанческой тов. Махно» явиться в штаб Южного фронта на заседание Реввоенсовета. Тут как бы было нечто само собой разумеющееся. Мол, пора кончать с Врангелем. Этот шаг, разумеется, еще раньше был согласован с Центральным Комитетом. В первую минуту Махно был сбит с толку. А через четыре дня ответил, что по состоянию здоровья, к сожалению, приехать не может; но командование повстанческой армии обращается к Реввоенсовету Южного фронта с заявлением о своей готовности прекратить военные действия против красноармейских частей, признать Советскую власть и перейти в подчинение командования Южного фронта. Повстанческая армия готова выступить на фронт для борьбы с войсками Врангеля немедленно.
— Союзник ненадежный, — сказал, посмеиваясь, Михаил Васильевич, — но из этого лохматого пуделя большего не выжмешь.
Владимиру Ильичу доложил:
«С Махно вопрос кончен в смысле соглашения, с 12 октября можно его направлять на фронт… Его делегация прибыла в Харьков».
СФИНКС С ПОЛОМАННЫМИ РЕБРАМИ
Пока Врангель находился на запятках у Деникина, он был человеком без лица. Но сделавшись претендентом в диктаторы России, он сразу обрел все признаки «исторической» личности. Так, член французской военной миссии Лерис, желая польстить барону, сравнил его с царем Митридатом, владыкой древнего Боспора. Лерис хорошо знал историю. Но и Врангель тоже хорошо знал ее. Он поморщился. Комплимент был сомнительным. Владыка владыкой, но каждый школьник знает, что Митридат был побит Помпеем, после чего вынужден был укрыться в Керчи, или в Пантикапее, как она тогда называлась. А когда против Митридата восстали боспорские города, он был заколот собственным рабом.
Представитель английской миссии Уинклер, знавший историю здешних мест понаслышке, дерзнул сравнить Врангеля с покорителем Крыма фельдмаршалом Ласси, на что барон язвительно ответил:
— Фельдмаршалу Ласси, насколько мне известно, никого и ничего покорить не удалось. Он отступил, взорвав Перекоп. Надеюсь, со мной ничего подобного не случится.
После этого Уинклеру пришлось прикусить язык и не пускаться больше в исторические экскурсы.