Врангелевцы усилили огонь. Снаряды, падающие со всех сторон, поднимали огромные столбы земли и пыли. Бегали лучи прожекторов. Обогреться бы, попить водички, затянуться махорочным дымом…
Кто-то в шубе с серой оторочкой, в сапогах, в серой шапке с защитным верхом, чуть прихрамывая, шел к окопу. Безбородов обмер: Фрунзе! Сопровождал его командующий армией Август Иванович Корк. Они прыгнули в окоп, Фрунзе сжал руку Безбородова.
— У вас все готово? Настроение бойцов?
— Отличное.
Фрунзе был серьезен. Он не улыбался, как всегда при встрече, не говорил ободряющих слов. Безбородов видел его высокий смуглый лоб, глубоко ввалившиеся серьезные глаза, брови с сердитым изгибом и понимал, что командующий фронтом пришел сюда вовсе не за тем, чтобы подбодрить комиссара, а за тем, чтобы выяснить обстановку.
— Кто-нибудь был на Турецком валу?
— Да. Командир шестой роты Четыреста пятьдесят шестого Петр Иванов.
— Расскажите!
— Со своей ротой прошел три линии проволочных заграждений и очутился наверху. Проходы гранатами проделывали. Под огнем, конечно, пришлось отступить.
— Значит, все-таки возможно! Возможно. Если пустить вперед подрывников, резчиков проволоки, гранатометчиков… Спасибо. Скоро встретимся.
Фрунзе сел в автомобиль и уехал. А Безбородов думал: «Почему разыскал именно меня? Или случайность? Скоро встретимся…» И вдруг стало легко, радостно. О том, что командующий фронтом был в штабе дивизии, в Чаплинке, и даже на передовой, говорили во всех ротах и полках. Многие жалели, что не удалось взглянуть на командующего; ведь теперь он был не только командующим фронтом, но еще и Арсением, близким товарищем Ленина.
Воодушевление красноармейцев и командиров, кажется, достигло наивысшей точки. Под яростным светом прожекторов и прицельным огнем противника 51-я дивизия начала штурм Перекопа.
Безбородов вел своих бойцов через плотную стену колючей проволоки. Сквозь вой и скрежет доносились крики, стоны, проклятья. Но останавливаться было нельзя. В воздухе держался запах крови и горький пороховой чад. Казалось, небо раскалывается от грохота непрерывной стрельбы.
Он шел во весь рост, страшный в своей решительности. Сейчас его должны видеть все.
— Даешь Крым! Вперед…
Они карабкались по скользкому скату Турецкого вала, пробивались штыком и прикладом. Если бы сейчас каждому из них пообещали бессмертие, они все без колебаний отдали бы его за минуту победы.
Красная повязка на рукаве Безбородова сбилась. Он хотел ее поправить и неожиданно почувствовал слабость в ногах.
— Вперед, вперед!..
Но сам уже не мог сделать и шага — это была смерть. Кто-то подбежал, стараясь поддержать. Он узнал: комбат Слизков.
— Не останавливайтесь! Я сейчас…
И рухнул всем огромным телом на землю. Пулеметная очередь разрезала его пополам. Прожекторы погасли.
Командир шестой роты Петр Иванов, тот самый, который первым побывал еще несколько дней назад на Турецком валу, и на этот раз первым поднялся сюда, с ним были двадцать его бойцов. Забросав офицерский блиндаж гранатами, Иванов вынул из-за пазухи кусок кумача, подмигнул неизвестно кому, деловито привязал кумач к шесту и воткнул шест в груду камней. Над Турецким валом на ветру весело запрыгало кумачовое пламя. Турецкий вал наш. Наш!.. «Видал бы Прохор…» — самодовольно подумал Петр Иванов.
Младший брат Петра, Прохор Иванов, находился в 53-м полку, который в числе других полков, по замыслу Фрунзе, должен был форсировать залив Азовского моря Сиваш и обойти таким образом инженерные укрепления Турецкого вала с тыла со стороны Литовского полуострова.
Этот замысел — форсировать Сиваш — Фрунзе вынашивал еще с той поры, как получил указание Владимира Ильича тщательно обследовать броды. Правда, тогда казалось, что броды не потребуются. А сейчас лишь оставалось удивляться дальновидности Ленина.
От Строгоновки до Литовского полуострова было восемь верст. Противоположный берег терялся в тумане. Там беспрестанно полыхали вишнево-красные зарницы — били орудия противника. Восемь верст пройти по ледяной воде, под огнем, тянуть за собой пулеметы, артиллерию, повозки… Все это было настолько смело и необычно, что если бы Врангелю доложили, что красные готовятся перейти Сиваш вброд, он ни за что не поверил бы. Это было просто невероятно и безнадежно. Сиваш считался непроходимым.