— А кто поведет?
— Моя подруга Сосина, наш регистратор.
— Она знает?
— Догадывается. Тебе лучше бы выехать в командировку. Будешь в Верхнеудинске, зайди к моему отцу. Его фамилия Колтановский. Найдешь в железнодорожной конторе. Я напишу ему.
— С отъездом пока ничего не выходит: здесь дел много. Придется обождать.
— Береги себя. Я страшно боюсь, как бы с тобой чего не случилось. Как я буду теперь без тебя?
В тот же день он встретился с Василием Николаевичем Соколовым. Соколов сказал:
— Удивляюсь вашей энергии, товарищ Фрунзе! Но будьте все-таки осторожнее. Жандармы начинают к вам приглядываться. Спасибо за то, что поставили на ноги «Забайкальское обозрение». Газету раскупают нарасхват. Ваши статьи по военным вопросам — откровение для многих из нас. Ваши стихи-призывы распевают на улицах, словно песни.
— Мне хотелось бы выступать с публичными лекциями о войне. В кооперативной газете ведь всего не скажешь.
— Мы обсудим этот вопрос. Думаю, можно рискнуть. Ведь лучшего лектора, чем вы, у нас нет.
Они обменялись крепким рукопожатием и разошлись. А Фрунзе-Василенко отправился на общее собрание кооператива «Эконом».
Если бы Монтвид мог видеть и слышать его здесь, то, наверное, пришел бы в ужас. «Дворянчик» сидел в президиуме общего собрания, его окружали рабочие. Он говорил о преступной политике самодержавия, втянувшего Россию в войну, о бессмысленных жертвах, о росте цен на продукты, о мерах борьбы с царизмом. И сейчас от его щеголеватого вида не осталось ничего: выступал руководитель, представитель партии большевиков, рабочий вожак, агитатор. Каждое его слово было окрашено классовым гневом.
Еще в большее смятение пришел бы Монтвид, если бы знал, что его заместитель Василий Николаевич Соколов — член РСДРП с 1898 года, большевик; что в статистическом отделе прочно обосновались большевики; что сотрудница Софья Попова — дочь народовольца Колтановского, отбывшего срок заключения; что регистратор Сосина тесно связана с большевиками; что дворянин Василенко — вовсе не Василенко, а знаменитый Арсений, не так давно бежавший из Оёкской тюрьмы и разыскиваемый по всем городам Сибири жандармами и полицией; что стихи, то и дело появляющиеся в «Забайкальском обозрении» и подписываемые звучным псевдонимом «Иван Могила», принадлежат перу этого самого Арсения.
Монтвид, несомненно, поразился бы бесстрашию этого человека и сразу переменил бы о нем мнение. Но Монтвид, занимаясь рабочим вопросом, никогда не бывал на рабочих собраниях. Он аккуратно покупал «Забайкальское обозрение», восторгался хлесткими статьями о войне, и если бы ему сказали, что статьи пишет его сотрудник Василенко, состоящий одним из редакторов этой газеты, он не поверил бы.
Фрунзе вел агитационную работу не только в торгово-промышленном товариществе кооперативов, но и на промышленных предприятиях Читы. Он снова был в своей стихии, среди рабочих, снова приводил массы в движение. Он показывался открыто, словно бы не принимал в расчет то, что за ним охотятся, что начальник Иркутского жандармского управления и подполковник Карпов давно сообщили в Читу приметы бежавшего из тюрьмы Фрунзе.
Бежать удалось легко. Ночью их пригнали во двор Оёкской волостной тюрьмы. Устали не только арестанты, но и жандармы. Они сразу же отправились в чайную.
— Вам нужно бежать, Михаил Васильевич, — сказал Кириллов. — Будут выкликать на поверке, я отзовусь за вас.
Ссыльные понимали, что иркутское жандармское начальство жаждет расправы именно над Фрунзе.
Заборы Оёкской тюрьмы были высоки. Ссыльные устроили пирамиду, и Фрунзе бесшумно перемахнул через частокол. Сразу очутился в тайге. Постарался уйти от тракта подальше на восток. Заблудиться не боялся. Боялся, что не сможет раньше партии ссыльных прибыть в Иркутск: вывернулась коленная чашечка. Он спешил. Сперва держался глухих тропинок, в стороне от тракта: опасался погони. Попал в горелую тайгу, блуждал в этом мертвом лесу, выбился из сил. Усталость охватывала тело, чудились долгие тревожные свистки, беспорядочные выстрелы. Хотелось есть. И все-таки он продолжал идти. А когда понял, что может опоздать, смело вышел на тракт, попросился на первую же подводу. Его ни о чем не расспрашивали.
И теперь, укрепившись в Чите, он, вместо того чтобы стараться быть подальше от Иркутска, задумал побывать там. Сам наметил план обследовательской командировки: все крупные станции и города вдоль Забайкальской железной дороги на запад вплоть до Иркутска. Обследование решил начать именно с Иркутска. Необходимо встретиться с Михой Цхакая, с Вагжановым, Серовым, установить связь с ссыльными большевиками в Мысовой, Кабанском, Хилке, Заиграево, Верхнеудинске, выступить на Петровском металлургическом заводе, на лесопильном заводе в Онохое, на Тарбагатайских угольных копях.