– Как пожелает ваша светлость.
В реакции слуги он не заметил даже намека на приятное волнение, но Уэст готов был поклясться, что Флинч взволнован и приятно удивлен.
– Ты продолжаешь меня удивлять, Флинч.
– О, надеюсь, что не так. Свою задачу я вижу в том, чтобы вы могли всегда на меня положиться. Удивление идет в противоречие с ней, ибо свидетельствует, что я не смог адекватно реагировать на ситуацию.
Две глубокие вертикальные складки легли между бровями Уэста. Он замер с сюртуком, наполовину надетым, и подозрительно окинул взглядом дородную фигуру слуги.
– Один из них тебя надоумил, – медленно проговорил он. – Так? Один из них стал твоим кукловодом, а ты – его марионеткой.
– Я представить не могу, о чем говорит ваша светлость. Лицо Уэста прояснилось, когда он все понял. Уэст рассмеялся:
– Отрицай, Флинч, или нет, тебе не поможет. Я и представить себе не мог, что ты умеешь говорить таким несносным тоном, до тех пор, пока на меня не свалился треклятый титул. Будь он неладен! Когда я представлялся просто Эваном Марчменом, ты вел себя по-другому. Я прошу тебя вернуться к себе прежнему. Я не могу изменить ход твоих мыслей, но не выражай свои мысли вслух, пожалуйста. Итак, кто из них заплатил тебе за то, чтобы сделать из меня человека?
– Я не мог бы сказать, ваша светлость.
– Конечно, нет. Но если я угадаю, ты мог бы дать мне знак. Моргнуть, например, или кивнуть. Подмигни, в конце концов.
Флинч прочистил горло и тем же тоном, каким высказывал все свои прочие соображения – совершенно лишенным эмоциональной окраски, – проговорил:
– Я уверен, что вы бы не хотели, чтобы я вам подмигивал.
– Тут ты прав. Тогда кивни.
Слуга кивнул.
– Нортхем? – Когда реакции не последовало, Уэст сделал другое предположение: – Нет, вероятно, Нортхем слишком сноб для такого рода штучек. Истлин? – И снова никакого кивка. – Верно, Истлин сам весь в проблемах, едва ли он стал бы взваливать на себя еще и мои. Остается Саут. Он-то от всей души веселился, глядя, как я раскачиваюсь на виселице, что соорудил для меня покойный папаша. – Флинч и глазом не повел. – Так в чем тут дело – ни один из них не замешан, или ты не хочешь реагировать?
Флинч выразительно кивнул.
Уэст всплеснул руками, и неизвестно, чего больше заключалось в жесте – раздражения или признания поражения. Но если превалировало последнее, то лишь временно.
– Я узнаю, Флинч. А пока держись. Уверен, что тебе хорошо заплатили за то, чтобы ты мне досаждал.
– Я бы так не сказал, – заметил Флинч. – Из всех странных идей, что приходят в голову знатным господам, последняя – далеко не худшая.
Уэст закатил глаза к потолку и взял шляпу.
– Пока, Флинч. – Он быстро вышел, удивляясь тому, что сумел оставить за собой последнее слово.
Академия мисс Уивер располагалась в солидном особняке из серого камня в двух милях от городка. Лесистую местность, приятную для глаз весной и летом, в полной красе представляли серебристые березы, каштаны с раскидистыми кронами, заматерелые дубы и высокие сосны. Однако зимой голый лес выглядел мрачновато. Садовник следил за тем, чтобы живая изгородь выглядела аккуратно постриженной, а небольшая отара овец так же усердно следила за состоянием лужайки, лениво пощипывая траву у кромки дороги, по кольцу огибавшей школу. Они с трудом разыскивали зеленые, не покрытые снегом островки. При появлении всадника лишь немногие животные подняли свои шерстяные головы и без энтузиазма заблеяли. Садовник сразу признал в Уэсте человека солидного и почтительно поздоровался с ним.
В свете дня Уэст имел больше возможностей разглядеть расположение школы, тем более он обозревал окрестности с более высокой точки, сидя верхом на верном Драко. Уэст направил арабского скакуна с посыпанной толченым камнем дорожки к восточному крылу школы. Стремянка все так же стояла прислоненной к стене, но сейчас ею пользовались рабочие, и Драко боязливо дергался, когда с крыши летели куски шифера, с грохотом приземляясь у его копыт. Уэст быстро отъехал в сторону, извинившись за беспокойство перед двумя рабочими, трудившимися на крыше.
Объехав вокруг школы, он пришел к выводу, что каретная и конюшни намного больше, чем ему показалось вначале. Сколько же народу должно работать здесь, помимо учителей и садовника? Конюхи, кучера, горничные, повара, поварята и кухарки. И над ними всеми, вероятно, есть управляющий. По-видимому, и сами студентки делают кое-что по хозяйству, но он не мог представить, чтобы юные леди скребли полы или опорожняли ночные горшки.
Уэст подъехал к конюшне, возле которой имелся и загон для выездки. Получше разглядел лошадей, среди которых он не увидел чемпионов, но и совсем уж никчемных кляч тоже. За загоном в поле у стогов с сеном сгрудились коровы. Из курятника во двор высыпали цыплята. Снег припорошил их пушистые крылышки, и замерзшие малыши поспешили назад, в тепло и уют, к доброй кормушке.
Сделав круг; Уэст подъехал к парадному входу и спешился. Конюх, мужчина лет на тридцать старше Уэста, с согбенной от возраста спиной и дружелюбной беззубой улыбкой, подошел, чтобы увести Драко в конюшню. Уэст усмехнулся. Похоже, сюда не брали на работу мужчин в расцвете сил – слишком сильное искушение для обеих сторон. Если бы здесь работали ребята помоложе и побойчее, такие происшествия, как с Джейн Петти, случались бы чаще.
Уэст стремительно поднялся по ступеням. Дверь открылась перед ним до того, как он успел дотянуться до ручки. Полная женщина в белом чепце и фартуке сделала перед ним реверанс. Что-то в ее смущенной улыбке и в том, какие она бросала на него взгляды, внушило Уэсту уверенность, что она бы с радостью оказала ему персональный и куда более теплый прием, чем принято здесь оказывать посетителям. Уэст подозревал, что ее порыв здесь бы не одобрили, и посему не стал давать авансы, а напротив, ответил ей улыбкой весьма холодной, по образному выражению Саутертона, способной заморозить в зародыше ростки надежды.
– Мисс Эшби ожидает вашу светлость. – Толстушка в чепце взяла у него из рук шляпу и пальто. – Сюда, пожалуйста. Я вас провожу.
Уэст подумал, что она проводит его до апартаментов Рии, и двинулся в направлении лестницы, но вовремя спохватился, сделав вид, что его внимание привлек портрет на стене холла.
– Наверное, портрет одного из основателей академии? – спросил он.
Миссис Олдхэм подошла поближе:
– Да, это сэр Энтони Беквит.
– Беквит. – Уэст тихо повторил имя. – Он имеет какое-то отношение к тому Беквиту, который сейчас находится в числе попечителей школы?
– Да, он его родственник. Вы имеете в виду мистера Джонатана Беквита?
– Его. Кажется, его резиденция находится в Санбери?
– Да. Он, говорят, живет у себя в поместье по шесть месяцев в году. Мистер Джонатан Беквит приходится сэру Энтони внучатым племянником, их разделяет несколько поколений.
– Разумеется. – Уэст внимательно рассматривал портрет. Сэр Энтони напоминал дохлую рыбу – глаза холодные, безжизненные, лицо словно стянуто брезгливой гримасой. Как будто он позировал, сжав зубы. – Он похож на мистера Джонатана Беквита?
Домоправительница ответила не сразу, глядя на портрет.
– Похожи лишь глаза и рот.
«Черт побери!» – подумал Уэст. Беседа с таким господином обещала стать не слишком приятной. Он отвернулся, но прежде успел окинуть взглядом другие висящие на стене портреты. Ему показалось, что каждый из бывших или нынешних попечителей академии хоть раз да позировал художнику для парадного портрета. Проходя вслед за домоправительницей по коридору, он увидел портрет самого Джонатана Беквита. Он, как и его предок, позировал на фоне мраморной колонны, с тем же напряженно-значительным выражением лица, которое могло быть у человека, У которого скулы свело то ли от чего-то очень кислого, то ли от страха. Впрочем, у Уэста самого чуть скулы не свело от страха, когда его привели в просторную столовую, где двадцать девять девочек стоя дожидались его появления. Когда он появился на пороге, Рия и еще три учительницы, сидевшие во главе стола, тоже встали. В зале стояла полная тишина.