— Спасибо.
— «Спасибо» в ж… не засунешь. Ты для меня когда написать думаешь? Мне нравится, как ты пишешь. Ты пишешь с х…м. Напиши про тренера. Ты видел этот японский фильм?
— Видел, видел.
Он боялся, что брюнет начнет пересказывать японский фильм.
— Ну где же ты? Мы все тебя ждем, а ты тут ля-ля…
В вестибюль вошел Режиссер.
— Хорошо выглядишь, парень. — Режиссер выставил руки знакомым загончиком, поймал его голову, и они радостно расцеловались.
И тотчас перед Режиссером возник Сережа-первый.
— Сережа — мировой парень, — сказал Режиссер. — Но у него маленькое хобби: ленив, болтлив и обожает удовольствия. Чувственен до озверения. Он у нас здесь — сектор сладкой жизни. — И добавил заботливо: — Что с его гостиницей, Сережа?
— Скоро будет. Бродецкий занимается…
Потом они мчались по бесконечному кругу-коридору… На этом чертовом круге все бежали, не забывая общаться на бегу. И Режиссер тоже общался:
— Здравствуйте! Автор приехал. Вытащил в кои-то веки. Смотри, как выглядит, — красавец! Ну еще бы, проживает сейчас на юге в городе-курорте, бары у них там, солнце утомленное, а мы с вами в таком климате живем — того и гляди снег пойдет… Главное сейчас нам с тобой переделать начало и конец. Здесь ты больше всего врешь. Ха-ха, отец, не обижайся… Здравствуйте! Это автор — вытащил в кои-то веки. Знакомьтесь. На юге проживает… Значит, о начале картины… Здравствуйте! А это — автор! Вытащил, живет на юге. Как Чехов, в ласковом солнце живет — вишь, какой кругленький, загорелый, а мы тут с вами на ладан дышим… Значит, о начале картины. Они у тебя знакомятся на эк… экс… на экска… латоре… Слово дурацкое. Но вообще-то красиво: ночь, поднимается абсолютно пустой эк… скалатор… и на нем двое. Только двое. И вот уже он познакомился с ней…
Он познакомился с ней, когда учился в университете. Она шла впереди него в густой толпе к эскалатору.
Он сразу удивился, как прекрасно она шла, будто танцуя. Он обогнал ее, оглянулся и обрадовался прелести ее лица. Он заговорил. Когда он заговаривал с незнакомыми девушками, они или торопливо хихикали, или отвечали независимо-грубо. Но при том и те, и другие заботились о произведенном впечатлении. А она не заботилась. И сразу поразила его этим. Он рассказал ей тогда какую-то историю, прекрасную историю, которую он где-то прочитал. Он тогда много читал. А она посмотрела на него круглыми зелеными глазами и сказала:
— А я этого и не знала…
Ему было с ней легко. Сразу легко. Он проводил ее домой, и она сама его спросила:
— Когда мы встретимся?
(— Я тебя пожалела тогда в метро, ты очень смешно выпячивал грудь, когда подошел ко мне. И я сразу все про тебя поняла… Мне стало тебя жалко, потому что ты был совсем один… один-один! А вот потом, когда ты меня проводил, уже не жалко… Потому что я подумала — ты и есть «кумир»… — Она засмеялась. — Понимаешь, у девушки странная привычка кому-то поклоняться. И как раз перед тобою закончилась неудачная любовь. Как положено дуре, сначала девушка жить не захотела. Ну а потом… воспрянула духом, все косточки свои в порядок привела и дала себе слово со всеми «кумирчиками» завязать… Ха-ха-ха… Независимость и мужественность на повестке дня у девушки! И вот некстати появился ты.)
Но это все она говорила ему потом. И смеялась каким-то глупеньким смешком.
— Особенно мне не нравится ее первая фраза на экска… латоре. Понимаешь, это первая ее фраза! И она должна быть на сливочном масле!
Как все просто! Не будь того эскалатора, и не было бы перед ним Режиссера, Сережи, этого безумного коридора и всей его нынешней жизни.
Они дошли до двери, над которой висела табличка с названием картины — «Варенька». В комнате их встретил все тот же Сережа, оживленно беседовавший с молодой красавицей.
— Ты посмотри, — сказал Режиссер, — куда ни приду — всюду он! Только не в павильоне! Только не на работе!
Сережа весело хохотал.
— А это наша единственная, наша распрекрасная…
Девица покраснела.
— Когда я прочел сценарий, сразу сказал себе: ну, кто сможет ее сыграть? Только она… А это — автор. На юге живет, купается, пока мы с вами над его сценарием уродуемся.
Вошла Женщина с никаким лицом.
— Ведите ее в павильон, через пятнадцать минут начнем.
— Платье для «Длинного дня»? — спросила женщина.
— Утверждаем.
И Актрису увели.
— Платье, конечно, хреновое, — сказал Режиссер Сереже, — но лучше все равно не сделают. А ты все время болтаешь, болтаешь… Ну чего ты с ней болтаешь, все равно тебе она не даст. Лишь бы не работать!