— …я повешу тебя тогда за твою верткую задницу! На площадке появились несколько молодых людей крайне печального вида. Женщина с никаким лицом дала знак, и «танцующие пары» начали свой танец.
— Не надо сейчас танцев! Я должен сначала решить, что нам снимать! Говенный сценарий! Говенный столик! Жизнь не удалась!
Печальные молодые люди танцевали.
Он хотел ее поцеловать, когда они танцевали, но она отвернулась.
— Я поняла, что ты делаешь это оттого, что я нравлюсь другим…
Она все всегда понимала. Они много танцевали в тот вечер, а потом перед закрытием она исчезла на десять минут, заявив, что пошла причесываться, и вернулась, сияя круглыми глазами.
— Все. Идем домой.
В кулаке у нее был скомканный счет.
— Это я для независимости, чтобы легче было потом от тебя уйти…
Потом они пришли, и наступила ночь.
— Уберите пары! Пары уберите!
— Ребята, стоп! — орал Сережа.
На площадку уже вывели Актрису — очередная Женщина с никаким лицом вела ее за руку… Люди здесь опасно двоились.
— Мы начнем снимать наконец? Я уже три часа на студии, — сказала Актриса.
— Если вы спешите — вам надо сниматься не у меня! Я не спешу! Эпизод «Ночь»! Пересъемка эпизода! Только ваш текст! Читайте текст, Сережа! У нас девушка спешит! Тишина в павильоне! Сережа! Я жду! Читаем вслух этот гениальный текст!
Сережа вынул очередной грязный ворох бумаги и объявил:
— Ремарка автора: «Она безумно и страшно раздевалась»…
— Как она раздевалась?
— Безумно и страшно.
— Дальше! Текст!
Сережа читал с выражением:
— «Только не засыпай! А то когда ты закрываешь глаза, я боюсь, что тебя нет, что ты умер. Я все время боюсь за тебя теперь. Нет, конечно, спи, ты устал… ну конечно, спи! У меня такая к тебе сейчас нежность, до слез, до самой боли!» Она шептала бессвязно, торопливо, слова сливались, она плакала…»
— Что она?
— Плакала. «Помнишь, ты мне сказал, чтобы я за тебя молилась немножечко. Потому что у тебя какие-то важные дела происходят… Я помаливаюсь все время, чтобы дела твои были великолепны… «Молись за меня, бедный Николка…»
— Кто молись?
— Бедный Николка. «Ужас! Ужас! И такая к тебе нежность! И жжет напропалую!»
— Чего жжет?
— Напропалую.
Режиссер развел руками и опустил голову на руки.
Она безумно и страшно раздевалась. И потом уже шептала ему:
— Только не засыпай! А то когда ты закрываешь глаза, я боюсь, что тебя нет, что ты умер. Я все время боюсь за тебя. Конечно, спи, ты устал… ну конечно, спи! У меня такая к тебе сейчас нежность, до слез, до самой боли! Помнишь, ты мне сказал, чтобы я за тебя молилась немножечко, потому что у тебя какие-то важные дела сейчас происходят… Я помаливаюсь все время, чтобы дела твои были великолепны. Ха-ха! «Молись за меня, бедный Николка». Представляешь, летим мы на соревнования, высоко — и молитва девушки ближе к небу… Нет, серьезно, я все время о тебе вспоминаю. Кажется, я все-таки впаду с тобой в рабство. Но ничего, когда это случится — сама уйду, вот увидишь… Ужас! Ужас! Ужас! И такая к тебе нежность! И жжет напропалую! А утром я всегда разговариваю с тобой… Ты улыбаешься?.. Ну-ка… — Она провела пальцем по уголкам его рта. — Меня не проведешь… ну не надо… А ты заметил, что я стала меньше хихикать с тобой? Потому что есть закон: если два человека связаны и один из них смеется — другой в это время плачет. Потому что они — одно целое. Поэтому теперь я на всякий случай хихикаю поменьше…
— Ну и что будем делать? — сказал Режиссер.
— Это вы мне? — спросила Актриса.
— Это я небу, — сказал Режиссер.
— Федор Федорович, а может, снимем ее голой? — веселился Сережа.
— Не надо голой! Голой не надо!
— Но вы сказали: у Бертолуччи…
— Не надо Бертолуччи! Бертолуччи нам не надо! Что у нас дальше?
— Эпизод «Утро понедельника».
Утром он проснулся и сразу увидел ее. Она стояла у стены, на нее падало солнце, и он подумал впервые: «А я ее люблю».
— Ты не останешься?
— Ты хочешь, чтобы я осталась?
— Ну, если тебе нельзя…
— Ой, ну при чем тут можно — нельзя…
— Да, я хочу, чтобы ты осталась.
— Хочешь, да? Ну тогда я, пожалуй, останусь…
— Я придумал! — сказал Оператор. — Грандиозный переход к утру! Значит, утром он просыпается, видит ее… так, да? — И он зашептал что-то на ухо Режиссеру. — Гениально, да? И сразу — парк…
— Главное — как можно меньше этого идиотского текста!
А потом был парк, жаркий весенний день, и она двигалась в этом солнечном дне… и солнце на его ладони, когда она по ней гадала, и солнце в уголочке ее рта, и ощущение радостного, длинного, уверенного счастья, потому что тогда он еще верил, что самое настоящее счастье еще только будет… а думать так — тоже счастье!